Вечное лето 2.0. Данька Вишневская

бродилку, что про всё забыл: и про уроки, и про посуду. За посуду влетело от бабушки, за успеваемость – от завуча, а потом уж и маму в школу вызвали. Обиднее всего, что к тому времени игру он забросил. Время пролетало слишком быстро, а потом накатывало ощущение невероятной пустоты, будто и не жил вовсе. Так, существовал, как зомби какой-то. Да и неприятно двойки получать. Учительница как спросит параграф, стоишь у доски, мнёшься. Не знаешь, то ли начать придумывать, оправдываться, то ли честно признаться, всё равно ругать будут. Мама потом с ним серьёзный разговор вела, долго и доходчиво. Ремнём пригрозила, а он огрызнулся. Сказал, что нельзя так, не положено детей бить. Пытался доказать, что играть больше не хочется, но разве тут поверишь? Компьютер не забрали, для учёбы нужен, но злополучную игру удалили. Митька знал, как поставить всё обратно, да так, чтоб никто и не узнал. Обходные пути и лазейки давно нашёл. Да и как заметят-то, если их дома не бывает? Но обманывать не хотелось, и договора не нарушал. Папа сказал, что самое опасное – можно не захотеть возвращаться в реальный мир, и был прав.

      Вспомнил о родителях и сразу представил, как они каждые три месяца садятся в поезд, пьют чай, смотрят в окно, и чуть не расплакался. Думают ли они о нём, о Митьке? Когда слушают стук колёс, уносящих их всё дальше и дальше от него? Когда копают «квадрат» или вечером сидят у костра? Когда папа достаёт свою гитару и начинает петь «Под небом голубым есть город золотой»?

      Три дня пролетели быстрее, чем ожидал Митька. Поездка подходила к концу, здорово было ехать навстречу приключениям. Смотреть, как меняются виды за окном и попутчики. Как люди не находят себе места, оставшись наедине с самими собой, пытаясь всё пространство заполнить беседой, книжкой, едой.

      Гранёные стаканчики позвякивали, ложки стучали. Чай крепкий, с сахаром и лимоном, становился вкуснее, пахло морем, летом и счастьем. До прибытия оставалось несколько часов. Поезд наполнился волнительным ожиданием, всё больше людей собирались на выход, сдавали бельё проводнице. Митька с бабушкой сидели налегке. Жара такая, что пришлось открыть окна. Тёплый ветер играл с волосами, волновал мысли.

      – Бабушка, а ты ведь была на море? Какое оно? – Митька болтал ногами в синих сандалиях и смотрел в окно. Он надел новую футболку с кораблём и не мог спокойно усидеть на месте.

      – Давно, с Владимиром Александровичем ещё. – Она всегда так улыбалась, когда вспоминала о муже.

      Митька подумал, что почти никогда не видел бабушкиных слёз. Он же не мог не плакать, когда вспоминал о дедушке. Грустные мысли чаще приходили перед сном.

      Когда тот был жив, они вдвоём делали уроки, а потом дедушка садился в любимое кресло, а Митька на диван, пили какао и разговаривали обо всём на свете. Он так увлекательно рассказывал про ток, про далёкие планеты, как устроена Вселенная и как правильно стрелять из рогатки. Митька никогда не стрелял из рогатки и не собирался, но не перебивал.