Смирнов долго размышлял, что же происходит в стране, и самое главное – почему? Как получилось, что столицу сдали с потрохами. Да и вообще, что случилось с народом, который так легко поверил, что всё, что делалось раньше, было плохим. Жили не так, работали спустя рукава. А кто же тогда понастроил заводы и фабрики, гидростанции и другие гигантские сооружения? Разве, это всё не нужно? И самоотверженный труд миллионов людей был напрасным? И не было никакой Октябрьской революции, а просто переворот? А социализм – утопия? И если утопия, то почему же хваленая Европа, да и Америка тоже, взяли на вооружение не просто многие наши идеи, а наши льготы старикам, заботу о детях, нашу систему образования? Да многое то, чего у них раньше не было…
Ивана Ивановича мучили эти вопросы. Он и себя винил за те кровавые московские события, о которых ему рассказал заезжий турист. Будто и он предал и свою любимую Москву, и своё прошлое.
Будучи профессиональным историком, хотя наукой он не занимался, а стал журналистом, Смирнов понимал, что пройдёт время, и всё определится, всё встанет на свои места.
– Молодой человек, – говорил ему когда-то любимый педагог, профессор, преподаваший у них в институте, – История – такая наука, она всё расставит по местам. Ничего не упустит.
«Расставит ли? – вспоминал он сейчас тот разговор в далёкие хрущёвские времена. – И снова смута?»
Вдруг ему в голову пришла мысль: «А может, тогда и рождалась сегодняшняя смута? И это нашествие на Москву? И кровавые события? Может, это и имел в виду любимый педагог? Но сколько лет с того времени прошло? И что? Всё сначала?» – мысль эта его и ошеломила, и растревожила.
После всего того, что узнал Иван Иванович о событиях в Москве, первым желанием было съездить в столицу. И было на чем. Незадолго до переезда в Углово Смирнов приобрёл старенький полуразбитый «жигулёнок». Но он всё откладывал эту поездку, опасаясь, что у него после посещения Москвы наступит полная депрессия.
И всё же в столицу он съездил, но уже спустя несколько месяцев после кровавых событий. Москва была уже притихшая и, как ему показалось, спокойная. Люди озабоченно шли по своим делам. Но тревога на их лицах чувствовалась. А ночью, за окном гостиницы слышались какие-то отдалённые хлопки, похожие на выстрелы.
Смирнов вернулся в своё Углово, в свой старенький дом на краю умирающей деревни. «А ведь она, – как-то подумалось ему, – как бы олицетворяет собой гибнущую державу. Неужели, так будет и со всей Россией?»
Он не знал, как жить ему дальше, куда податься, чем заняться. Дети его разбрелись по белу свету. Сын работал на Урале и звал его туда. Дочка жила в одной из кубанских станиц. Работала в местной поликлинике. Она тоже звала отца к себе, хотя отлично понимала, что он не приедет.