Ахматова – Цветаева, Пастернак – Мандельштам, Толстой – Достоевский, или там вовсе: опера – балет, кино – театр… Дело известное.
– Ну да, продолжай…
– Ну, и вот, допустим, Бродский. Конечно, его приоритеты:
Петербург – кошки – кофе – Мандельштам…
– Ясное дело, – подтвердила Кира, слушавшая вполне
заинтересованно. – И?..
– И потом вдруг: Цветаева вместо Ахматовой! При всём
известном пиетете к последней. Не странно ли – хотя б на первый взгляд? Вот я и хотела узнать, что в твоей линии норма, а что как раз нарушение – кофе или Москва?
Кира рассмеялась:
– Кофе я вообще-то потому заказала, что не признаю чай в
пакетиках. На мой привередливый вкус это всё равно что кофе растворимый, его терпеть не выношу. Впрочем, – добавила она, – было время, по полбанки какого-нибудь мерзейшего «Пеле» за ночь – и ничего. Разбаловались мы тут за последние годы!.. А в принципе-то – лучше настоящего хорошего чая,
по мне, ничего и не бывает. Так что можешь смело записывать:
Москва – чай – собаки – Пастернаки… – Тут она ненадолго задумалась, после чего сказала: – Но, пожалуй, – Ахматова. Вот тебе мой сбой!.. А что, кстати, Толстой – он по «московской» линии?..
– Обычно, конечно, по ней, хотя…
– Хотя?.. – подбодрила она.
– Хотя, по-моему, и Достоевский с его наворотами буйными
вполне вписывается в московский стиль, не хуже Льва Николаича, просто весь этот антураж петербургский в его сюжетах на первый план вылез, как и у Пушкина, кстати…
– Точно, Вета-веточка, точно! – воскликнула она весело. – Так что
и Достоевского пристёгиваю не глядя, сбой это будет или нет… Ну, а ты?
– Я? – удивилась я. Удивилась тому, с какой горячей
заинтересованностью был задан этот вопрос, который мне не задавал никто, который никогда не интересовал никого… И кем, в конце концов он мне был задан, подумать только… Ответ мой, однако, был совсем прост, он лежал прямо на поверхности: – У меня – всё то же самое, один к одному.
– Серьёзно?
– Конечно. А что тут такого удивительного? – Я даже пожала
плечами с видом воинственной независимости; должно быть, со стороны это даже выглядело по-детски забавным.
– Так ты – наш человек, – повторила она вчерашнее.
– Ещё неизвестно, кто тут чей «наш», – пробурчала я, испытывая
прилив дурацкого смущения.
Она только улыбнулась в ответ – тепло так улыбнулась, ничего не сказав.
Мы выбрались из кафе и медленно двинулись по набережной в сторону Невского.
– Теория, конечно, занимательная, – неожиданно продолжила
Кира, останавливаясь, чтобы вновь закурить, – только…
– Слишком всё упрощает, и пары эти – больно по шаблону? —
подсказала я, когда пауза затянулась.
– И это тоже.