Юрий: «Мне нравится засыпать в своей постели. Я даже плохо сплю, когда ночую где-то еще. Впрочем, такого со мной не было с восьми лет, с тех пор как умерла бабушка и меня перестали отсылать к ней на выходные».
Да, вылезать Акакию совершенно даже незачем. Что там, снаружи? Самое лучшее и безопасное состояние – это когда ты в материнской утробе или в гробу. Тебя уже «проглотили», ты уже «внутри», внутри покойной смерти или еще-не-жизни, и ты можешь не бояться, что тебя съест что-то другое, что не ты. От тебя нельзя уже будет откусывать кусочки, как это делали товарищи в школе или неучтивые сослуживцы.
Точно так же то, что внутри у Акакия, замкнуто в нем до такой степени, что он и сам старается этого не чуять и не знать, чтобы не выдать. «Деревянненький», «туповат», – говорят о нем люди. Акакий блокирует любого рода эмпатию, в том числе свою собственную эмпатию к себе, потому что любой выход вовне – это страшно, это чревато попаданием «куда-то еще». Если выйдешь, то уже непонятно будет, где ты, а где тот другой, которого ты почувствовал, – «другое» тебя съест, ты станешь этим, а сам исчезнешь. «Как только я почувствую что-то, я исчезну, я страшно рискую, если почувствую хоть что-то» – вот механизм блокировки любой эмпатии у Акакия.
Или, как сказали два моих знакомых реальных человека, близких к этому типу: «Эмоции? Я еще в молодости поняла, что от этого только хуже»; «Если бы я чувствовал все, что происходит, я бы уже давно умер».
Характерен как будто преувеличенный и смутный страх Акакия перед чувствами: ну что, в самом деле, такого будет-то? Не помрешь же, в самом деле, и не съедят. А многие из Акакиев предпочитают не осознавать и этого страха. От них идет ощущение гладкой, ровной, приятной дощечки, выверенного механизма, который каждый день делает одно и то же, или крохотного сада, где растет один-единственный простой и милый цветок.
Такой Акакий становится, конечно, идеальным офисным планктоном, который сидит весь день в своем cubicle, а вечером имеет возможность прийти домой и немного повыпиливать лобзиком. Потому что если у Акакия есть отдушина (то есть место, где живет его душа), то это обычно что-нибудь милое, желательно бесполезное. Цветы редкой породы. Котик. Каллиграфия. Вышивание гобеленов крестиком. Шлифование стекол. (Интересна тут полемика Толкиена: у замкнутого, ничтожного Голлума из «Властелина колец» была «его прелесть» – кольцо. Но Голлума не назовешь незлобивым, а кольцо на поверку оказалось вовсе не милой вещицей, а злым орудием всевластия. Нет, в Акакии есть бездна ужаса и зла, говорит Толкиен.)
Главным защитным механизмом Акакия, тем ключиком, на который он запирается, являются его привычки. Привычки к действиям, даже самым маленьким (одна и та же дорога на работу,