Не успев стать хорошим терапевтом и невропатологом, пройдя мимо искусства и интуиции понимания тела, я наверстывал это тонкими касаниями к «душевным струнам».
У нас был испытанный способ, простой и сложный одновременно, звучащий банально, но не столь ясный в исполнении. Нужно было обратиться к истокам своей чувственности, к тому, от чего он получал пусть короткие, но подлинные удовольствия, отделить свое» от взятого из чужого гардероба.
Непростое это дело – вспомнить, как будто «приснить» себе и ветер на лице, и жар достижения, и холодок отчаяния или испытания, и каплю росы на ладони, и азарт по-бычьи наклоненной головы, и свой удачный шахматный ход в игре напряженных нервов, и злость, за которой начинается второе дыхание, и звуки счастья, исходящие от любимой женщины, и спокойный ритм, когда переходишь на шаг после бега… Словом, все то, от чего возвращается доверие к себе, то дорогое и странное чувство, что ты – живешь.
Мы отправились с ним в короткое путешествие «внутрь», на поиски того, что когда-то планировало его спонтанную пружинистость, чувство реки жизни, право на достижения. Цель была проста: достичь степени насыщения и полноты, когда само собой произойдет «особый выдох» и он проснется с ясностью, с ощущением того, куда сейчас идти.
На этом шаге мне оставалось только молчать. Ему вдруг пришло то, что он хотел сказать, и слегка распирало от того, что он увидел. Из его жизни прямо на глазах складывались рифмы, отдельные происшествия получали свою логику повтора.
Он уходил от жены с большим раздражением, что было частью предшествующего невыраженного раздражения, которое наряду с благодарностью он испытывал к маме.
Отправляя учиться за границу дочь, он не только устраивал ее судьбу, катапультируя из общей с ним жизни, но и отрывал ее от матери, выигрывал эту затянувшуюся схватку, а с этим – часть близкого ему цветения, энергии – отбрасывал далеко, привычно идя по логике отчуждения.
С подругой, несмотря на счастливые годы вместе, он ограничивал возможность дальнейшей близости: в этом была двойственность – и наверстать тепло, столь желанное, и не рисковать – вдруг ошибешься.
То есть в танце приближения и отстранения та его часть, которая была рациональной и охлаждающей, все время начинала вести. А хотел он другого. Но привычки…
Вопросы планирования – лишь с виду технические. Перед нами вставали вопросы веры и смысла, разрядов энергии.
Наверное, это можно было сделать и раньше, но не всегда ясно, когда стоит вытащить из рукава этот козырь – понимание частного характера и его пружин. Тут важен выбор момента, когда заговорить, рискнув выложить на стол свои картинки и схемы.
Он был вспыльчив, склонен к бешенству, которое систематически подавлял, незаметно для себя монотонен, чего сам в себе