Об этом автор «Введения в Знание» умалчивает, но некоторые историки полагают, без достаточных на то оснований, что свой анабазис он начал в 1538 году. Неясно также, побывал ли Борд в многочисленных европейских городах, о которых пишет в своем труде: можно лишь с уверенностью говорить о его пребывании в университетских центрах (Глазго, Орлеан, Пуатье, Тулуза, Монпелье, Рим, Виттенберг), и, кроме того, в Бордо, Компостеле, некоторых других малых городах.
Кто оплачивал путешествия Борда? У него ведь еще не было устойчивой врачебной практики, которая бы приносила более или менее постоянный доход. Может быть, его щедро вознаградили за выполненную работу тайного агента? Но Борд не благодарит в своей книге возможного спонсора, а такая благодарность была непреложным правилом для литераторов раннего Нового времени. Если наш герой все же получил от бывшего патрона некоторую сумму, то его «неблагодарность» можно объяснить тем, что книга вышла уже после того, как Кромвель впал в королевскую немилость и сложил голову на плахе (следовательно, выражать ему благодарность было бы небезопасно и для автора, и для издателя).
Кстати, задержку публикации своего сочинения Борд объяснял тем, что у него не было средств для покупки бумаги и оплаты работы печатника и резчика гравюр, оттиски с которых украшают книгу.
Краткие разговорники, которые, по мнению ряда историков, представляют одно из главных достоинств книги, присутствуют только в главах об Уэльсе, Ирландии, Шотландии, Равнинной и Горной Германии, Греции, Италии, Франции, Кастилии, Стране Варваров, Египете, Иудее, а также в Приложении к первой главе, посвященном Корнуоллу.
Но каким образом составлялись эти разговорники?
Вряд ли можно утверждать, что Борд был выдающимся полиглотом и знал все или, по крайней мере, большинство языков упомянутых стран. Разумеется, обучаясь в континентальных университетах, он мог до некоторой степени освоить местные языки, что было вызвано необходимостью бытового общения с коллегами и жителями университетских городов (напомню, что в самих университетах обучение велось на латыни). Не вызывает также сомнения, что выполняя поручения Кромвеля, он добывал нужные сведения в беседах с жителями различных европейских стран. Но таких стран (и университетов) было не более пяти! Остается думать, что составление разговорников не обошлось без участия старых или вновь обретенных иноземных друзей общительного и приветливого англичанина.
И еще «лингвистический» вопрос: как объяснить пассаж Борда о классических языках?
Признавая их лексическое превосходство, он, тем не менее, подчеркивает, что оно не относиться к современному состоянию этих языков. Он отличает «истинный древнееврейский язык» от того, который «в настоящее время существует и на котором сейчас разговаривают»; пишет о различиях между «варварской» и «истинной» латынью, между «истинным греческим» и «тем, на котором они (то есть, греки. – Ю.П.) говорят сейчас».
Означает ли такое заявление, что его автор тонко разбирался в классических языках?
Ограничив