Общественные институты, как публичные, так и частные – от миллиардных корпораций, производящих и продающих продукты животного происхождения, до школ и университетов, от государственных служб до новостных и развлекательных СМИ, от церквей, синагог и мечетей до наших собственных семей – все продвигают потребление продуктов животного происхождения. И делают это в манере, которая не сильно отличается от идеологической обработки населения при диктатуре. Для тоталитарных государств характерны яркие, героические образы (вроде Иосифа Сталина, Мао Цзэдуна или Ким Чен Ына), которые воздействуют на разум и чувства отовсюду. Для нашего коммерческого тоталитаризма характерны аппетитные образы: по телевидению, в журналах, на наших любимых сайтах – вёдра с жареными цыплятами и огромных размеров бургеры с сыром. Каждая реклама продукта животного происхождения и каждый ресторан, который их подаёт – это часть дорогой, профессионально изготавливаемой пропаганды против животных и веганства. Нам противостоит повсеместная, искусная и эффективная форма промывания мозгов.
Но, будто им недостаточно их почти безграничного богатства и влияния, угнетатели животных продвинулись ещё дальше, транслируя сообщение, которого так ждёт общество. Люди наслаждаются продуктами животного происхождения, поэтому открыты соблазнам мяса, яиц и молочных продуктов и далеко не так охотно принимают их веганские аналоги (см. 1 главу). Это двойной удар для нас. У врагов животных и задача легче, и оружие мощнее.
Одно из распространённых определений невроза – это «ожидание нового результата при повторении одного и того же действия». И всё же перед лицом затянувшегося застоя многие в нашем движении настаивают на том, что наша единственная стратегия – это объяснять, почему переход на веганство необходим. Мы занимаемся этим уже больше трёх десятилетий, а процент веганов среди населения не выше, чем был двенадцать лет назад. «Но мы же говорим правду, – убеждаем мы себя. – Если мы просто будем и дальше её повторять, то рано или поздно получим иной результат».
Нет, не получим. Если мы хотим иного результата, нужно делать что-то иначе. И дальше полагаться на маленький мегафон, скандируя наше послание обществу, в то время как отрасли, эксплуатирующие животных, транслируют свои сообщения через мощную аудиосистему, – всё это равносильно участию в игре, где все преимущества у наших противников. Если мы хотим освободить животных, нам придётся изменить игру и начать играть по правилам, которые сделают иной результат возможным.
Есть милый миф, распространённый среди защитников животных: небольшая группа увлечённых личностей может изменить мир. Может, но только если вырастет в крупное политическое и социальное движение.