Этот томительный дым. Ксения Мартьянова

непроизвольно сжимались в кулаки, заставляя его до боли стискивать зубы. Он никогда еще не испытывал ничего подобного, и то чувство слабости, которое он ощущал по её вине не просто приводило его в ярость, а попросту сводило с ума. Его совершенно не раздражал еле слышный из его кабинета гул, но когда он понял, что больше просто не в состоянии сдерживать поток внезапно нахлынувших на него чувств, то воспользовался этим как предлогом для того, чтобы выйти наружу и просто мельком посмотреть ей в глаза. Ему не пришлось притворяться разъяренным, ведь злость внутри него действительно кипела с невероятной силой, но потому контролировать свои эмоции становилось еще труднее. Особенно после того, как он увидел её. Стало ли ему легче? Да черта с два! Это дьявольское влечение лишь усилилось.

      Недолго думая, Дарен отправил Холли на место будущего строительства, зная, что она проведет там почти весь день, а затем сказал Элис, что они с Полом едут на очень важную встречу и не вернутся до завтрашнего дня. Его друг ни о чем его не спрашивал. Ни когда они ехали в машине, ни когда Дарен попросил его поехать к нему домой и побыть с Элейн, ни даже когда сказал, что вернется только утром. Пол просто кивал так, словно понимал причину его «побега», ведь именно этим он сейчас и занимался.

      Он бежал.

      Спустя несколько часов Дарен уже мчался по степи, чувствуя, как все его мысли уносятся прочь. Как он становится совершенно иным человеком. Пусть и всего на мгновение.

      С нужной силой он ударил бок лошади стременем, а затем дернул поводья и погнал коня еще быстрее. Это ощущение свободы, которое он испытывал, каждый раз забираясь в седло, невозможно было описать словами. Ведь разве можно было заставить человека прочувствовать это, если его пальцы никогда ранее не сжимали кожаный ремень? Если он никогда не сидел в седле, не падал на землю и не гнал свою лошадь галопом? Это было бы совсем как пытаться объяснить атеисту, что Бог существует – он никогда не поймет того, чего ни разу в жизни не испытывал.

      Слегка откинувшись назад и натянув поводья, Дарен стал замедлять ход, заставляя лошадь из галопа перейти к движению рысью. Вороной мустанг тряхнул головой, но послушно зашагал вперед. Окончательно остановившись, хозяин коня спрыгнул вниз, не забывая благодарно коснуться ладонью его гладкой шеи. Довольно фыркнув в ответ, скакун слегка лягнул землю ногой и медленно склонил свою голову вниз. Дарен прижался лбом к прохладной бархатистой щеке и прикрыл глаза, осторожно поглаживая черную холку⁵ животного. На какое-то короткое мгновение он позволил себе почувствовать что-то, существование чего категорически отрицал за пределами этого места. Привязанность. Близость. Преданность. Присутствие всего этого в его жизни всегда было, есть и будет недопустимым, непозволительным и запретным.

      Конь фыркнул и топнул ногой, заставляя Дарена встретиться с ним взглядом – понимающим, осмысленным, человечным. Он смотрел так, словно проникал в самую глубь души, знал все его мысли, страхи и желания. Иногда Дарену казалось,