Он исчез в коридоре, шаркая по полу коричневыми тапками.
По моей ладони текла холодная слизь, потом яркий желток плюхнулся на пол. Я смотрел на него совершенно равнодушно. Мамин нос просвистел, и она опустилась на колени напротив. Я почувствовал прикосновение мокрой тряпки прежде, чем ее увидел. Не мог оторвать взгляд от скорлупы и смерти в липкой лужице у моих ног. Мама тщательно вытерла каждый мой палец. От запаха нашатыря я внезапно раскашлялся.
Мамины глаза стали влажными.
– Что случилось? – спросил я.
– Нашатырь, – ответила мама.
– Но я же не плачу.
Мама пожала плечами.
– Вспомнила кое-что, – сказала она.
– Из жизни наверху?
Она кивнула.
Я поцеловал ее искалеченную щеку.
– Не грусти, – сказал я. – В подвале намного лучше, чем там.
Нос коротко присвистнул, потом мама склонилась к самому моему уху.
– Место, где ты находишься, лучше любого другого, – прошептала она.
Шею защекотало, и я отступил назад.
Тряпка упала на пол, и мама принялась убирать останки цыпленка, который никогда не родится, а потом вернулась к посуде в раковине. Я стоял рядом и смотрел на мокрые разводы на полу, там, где мама прошлась тряпкой, до тех пор пока они не высохли.
Когда я шел к спальне, мама позвала меня по имени и попросила подойти. Она присела передо мной так же, как совсем недавно отец.
– Вот. – Она взяла меня за руку и разжала пальцы. – Положи его в тепло, тогда вылупится цыпленок.
– Но ведь папа сказал…
– Просто держи в тепле.
Я бросился в комнату, прижимая обеими руками яйцо к голому животу.
Брат сидел на своей койке, ноги его свисали в полутора ярдах от пола, пижамные штанины были заправлены в носки. Он мог сидеть так часами, покачивая головой и шевеля ногами и руками, будто шел по кукурузному полю, которого не было. Иногда брат насвистывал, но получалось у него плохо, потому что нижняя губа была рассечена пополам после пожара. Долгое время мама и отец не понимали, по какой причине он впадает в транс. Однажды днем, когда они пытались разговорить его или хотя бы заставить улыбнуться, в комнату вошла сестра. Она взяла с полки книгу. «Вы читали ее брату, когда он был маленький, – сказала она, показывая родителям обложку «Удивительный волшебник из страны Оз». – Вы и сами, наверное, уже не помните, это было еще наверху», – добавила она.
С той поры у нас появился, правда, единственный способ говорить с ним, когда он находился в другом мире.
– Эй, Страшила, ты ничего не видел, – сказал я. – И передай Железному Дровосеку и Льву, чтобы они тоже помалкивали.
Брат равнодушно глянул на яйцо в моих руках и продолжил насвистывать мелодию.
Я поднял с пола грязную футболку и завернул яйцо в нее – это было лучшее нечто, похожее на гнездо, которое я мог сотворить. Затем я убрал его в единственный ящик, который был моим личным,