– Бэ… браво, отче! – живо обернулся к двери сарая Вадим.
– …То вас, молодой человек, венцом природы назвать никак нельзя, – с анафемской безаппеляционностью закончил протодьяконский бас.
– Довольно обидное заявление, – прищурился на дневной свет и Кирилл.
– Ну, уж не обессудьте. – Неизвестный проявился в ангельском оперении лучей размытым тёмным пятном: – А с точки зрения естественного отбора, вы далеко не самый лучший его образчик.
– А кто же лучший? – словно дитя в предвкушении сюрприза, захлопала в ладоши Арина.
– А вот она…
Арина взвизгнула.
На плече у батюшки суетилась приличных размеров крыса, причем отнюдь не белая лабораторная. А самая что ни есть серая – суть обыкновенная «rattus vulgaris».
Или всё-таки необыкновенный? Хоть и не чураются эти твари рода людского, но чтобы аж так с ним соседствовать? Чтобы заботливо перебирать раздвоенную серую бороду святого отца?
– Отчего же всё-таки она венец природы, а не я? – не без азарта поинтересовался Кирилл. – Хоть я и готов признать её премиленькой.
– А оттого, что чтобы с ней, с природой не приключилось, вплоть до нового вселенского потопа… – батюшка на секунду призадумался и поправился: – А ещё верней, чтобы человек в порыве прогресса с ней не учудил, вплоть до рукодельного Апокалипсиса и полного самоуничтожения, – а она таки выживет.
– Пэ… полного самоуничтожения, – меланхолически повторил Вадим. – Что ж, все эти последние события нэ… не могут не наводить на пэ… подобные мэ… мысли.
– А отчего же она, красавица, выживет, а не я выживу? – всё не сдавался Иванов (второй). – Скажем, укрывшись в каком-нибудь подземном убежище вроде тех, что нагородили немцы с французами под Верденом.
– И там она будет с вами, не сомневайтесь, милостивый государь, – пощекотал батюшка пальцем серую плутовскую мордочку. – И, сожрав однажды все ваши съестные запасы, вплоть до консервов, сживёт вас со свету. А сама останется…
Батюшка прошёл чуть далее в сарай-ангар и только теперь лейтенант флота вдруг разглядел, какой необыкновенной чистоты и синевы глаза у святого отца. Синевы самой яркой и чистоты самой детской. Несмотря на довольно почтенный, судя по густой седине в бороде и лучистым морщинкам, возраст священника.
Впрочем, в сей момент морщинки делали на лице отца Афанасия смешливую гримасу.
– Уж больно, знаете ли, выживаемость и приспособляемость у неё дарвинская, образцовая. А вы, я так понимаю, братец новобрачного?.. – не уточняя, утвердил святой отец. – Уж не обижайтесь: всяк человек всего лишь тварь, просвещённая мошенническим знанием, что он «Венец творения». Тварь, самозвано посягнувшая на трон творца, – заключил отец Афанасий менторским повторением итогового тезиса. Видимо, профессорская привычка к дидактике.
– Я, собственно, зачем заходил… – будто только что вспомнил протоиерей.
– Унизить род человеческий, – пробормотал