Сразу почувствовав хозяйскую неприветливость и бесполезность своего появления, Пурама смущенно поздоровался. Рассчитывать на угощение и на долгие разговоры было напрасным делом, и он без всяких околичных заходов сказал:
– Я с посланием от сильно постаревшего и не совсем счастливого в жизни шамана Сайрэ… Он желает семье достойного чукчи, доброго пастуха здоровья и многих лет жизни.
– Что ему от меня нужно? – откинул Мельгайвач косу за спину. Он повернулся – и Пурама едва не попятился назад, испугавшись, что обознался. Не так давно, во время гонок, лицо чукчи было худым и бледным; теперь оно пожелтело и сделалось дряблым, как дурная, испорченная ягодка морошки. – Никаких посланий я от Сайрэ получать не хочу! И ты мог бы не заходить. Ему не хватило моей крови – он еще духов напустил на моего гонщика и отнял последний табун. Теперь хочет нищим сделать меня? Я помню, он говорил, что я должен оставить одну жену и жить в дырявой яранге. Может, за этим приехал ты?
– Подожди, Мельгайвач. Зачем так много слов говоришь, если еще меня не послушал. Ему ты вовсе не нужен. Ты нужен его жене. Пайпэткэ на середине лета с ума сошла, а теперь ей совсем плохо, умереть может. Сайрэ говорит, что один ты способен спасти ее…
– А какое мне дело до его жены? Сошла с ума – и пусть. Пусть поживет с дурой и знает, что бог все видит и поделом наказывает!
– Ты говоришь как богач! – сказал Пурама. – Но ты не богач. А у бедных совсем другие обычаи. Если бедный бедному не поможет, кто же поможет ему? Пайпэткэ на моих глазах выросла. Я сам видел, как мачеха Тачана приказывала мужу вить про запас плетки из тальника, чтобы лупить ее без передышки. А такие, как Потонча, как ты, поиграли с ней и выкинули на муки к косому и сопливому старику…
Услышав такую речь, знавшие вспыльчивого Пураму жены Мельгайвача одна за другой попрятались под полога.
– Ну что ж… Ну, было когда – то… – замешкался Мельгайвач. – В молодости чего не бывает… Как у каргина осенью, кровь играла…
– Ты был тогда не так уж и молод! – поправил его Пурама. – И кровь от горькой воды играла… Давно ли теперь ты пил горькую воду и много ли пил?
– Я, Пурама, все понимаю. Не думай… А как же я могу ее вылечить? Это даже смешно: боголюб и великий шаман просит помощи у безбожника – пастуха! Кто во всех тундрах слышал такое?
– Я не знаю, как можешь ты вылечить. Это знает Сайрэ. Мне он сказал, что надежда на тебя одного. – Пурама помолчал. – А сам я могу прибавить – это я знаю лучше тебя: смотри, Мельгайвач! У тебя десять оленей на четверых, это немного; выскочил из богатых, выскочишь и в безоленные – если к чужому несчастью будешь глухим… А теперь я поеду. Вижу, что ты сейчас ничего не ответишь.
– Нет, почему же мне не помочь? – засуетился хозяин, догоняя гостя. – Но сразу я не могу – у меня дела. А потом можно бы и поехать…
– Ну, вот и добро, вот и приезжай. Хуже себе не сделаешь, а душу очистишь.
Пурама откинул дверь