Долго смотрела Ефросинья на фигуру атамана в окружении казаков, потом, оглядевшись по сторонам, перекрестила рукой удаляющихся всадников, что-то шепча: то ли молитву, то ли слова, которые были неожиданными для недавно потерявшей любимого женщины.
* * *
Как только подошли разинцы к Пятиизбенному городку, Степан велел позвать к себе Леонтия Плохого.
Сотник явился быстро, с любопытством поинтересовался:
– Зачем кличешь, атаман?
– Пришла пора нам, Леонтий, прощаться. Спасибо, что проводил нас, – и атаман, улыбаясь, поклонился в пояс Плохому.
– Так мне же велено тебя до места проводить!
– А мы уже пришли до места. В Черкасск не пойдем, а пока остановимся здесь.
Леонтий недоверчиво поглядел на атамана, затем сказал:
– Тогда пушки мне все отдай.
– Какие пушки? – с удивлением спросил Разин. – В царской грамоте сказано о прощении грехов, а о пушках – ничего.
Леонтий затоптался на месте, не зная, что делать и что ска – зать, затем в растерянности выдавил из себя:
– Так ведь Прозоровский с меня голову снимет, если пушки у тебя не заберу.
– Ничего, обойдется твой Прозоровский без моих пушек, а воеводе скажешь, что я не отдал. Спасибо тебе за все, сотник, можешь возвращаться в Астрахань. А может, служить ко мне пойдешь?
От такого предложения у Леонтия округлились глаза, он в волнении произнес:
– Да ты что, батюшка? Я государю нашему Алексею Михайловичу в верности клялся! Не могу я нарушить крестное целование!
– Так и мы тоже государю служим, – серьезно ответил Разин.
– Знаю я, как вы ему служите!
– Это как же мы служим? – уже улыбаясь, спросил атаман.
Леонтий Плохой отвел глаза от его напористого, жгучего взгляда и ничего не ответил.
– Тогда, сотник, прощай. А воеводе Прозоровскому передай, что, как выйдет случай, нагрянем к нему в гости, – Разин стегнул плетью своего жеребца и помчался вперед, не оглядываясь, как не оглядывается целеустремленный человек, упорно идущий к своей цели, зная, что цель его где-то там, впереди, и нужно стремиться к ней.
Казацкое войско двинулось вслед за атаманом, оставив сзади Леонтия Плохого с его поредевшей полусотней, так как часть его людей присоединилась к Разину.
Давно уже прошел обоз разинского войска, только рыжая пыль клубом стелилась вдоль дороги, а Леонтий все еще стоял и думал о Разине: «Эх, и лихой атаман Стенька, куда ты идешь, что тебя ждет впереди: великая слава или, скорее всего, топор и плаха. Неужто и вправду двинет он на Русь? Вон как казаки-то рвутся туда. Только не совладать ему с такой огромной силой – государевым войском. Ох, не совладать!»
* * *
В Паншин-городок, в вольницу