Корнило нахмурился, задумался, по всему было видно, что приход Разина в Черкасск ему не по душе. Бывший атаман с минуту сидел, погрузившись в мысли, затем поднял глаза на Афанасия и заговорил:
– Большие виды я на тебя имел. Надеялся, что внесешь ты раздор в войске Разина. А оно не вышло. Убег ты раньше времени. Если был бы там, может, еще что и придумали… А сейчас…
Афанасий заерзал на лавке, чувствуя свою вину в том, что не довел дело до конца. Поглядев преданно на Яковлева, сказал:
– Виноват я, Корнило Яковлевич, видно, не так дело повел, а может, Фрол Минаев не поверил. Только скажу тебе, что спе – рва все у меня ладилось, я даже радовался. Ввел я тогда Фролку в большое смятение, стал он на Стеньку смотреть как на вра – жину. А вот как пришел Серега Кривой со своими казаками, а с ним были и из Черкасска ребята, вот он, наверно, все вызнал у них, что женка его в порядке, и тогда пошло у меня все дело наперекосяк.
– Это про какую ты женку говоришь? – спросил Корнило.
– Наговорил я Фролу Минаеву, будто Фролка Разин к его женке захаживает, тот поначалу поверил.
Корнило улыбнулся в усы, затем сказал:
– Нашел кого оговорить! Что-нибудь придумал бы поумней. Фролка-то, как красна девица, не в пример Стеньке, до сих пор баб боится, а ты на него такое наговорил. Не знаю, как он тебе поверил?
– Кому надо собаку ударить, тот сыщет палку, – ответил Афанасий.
– Маленько не ту палку ты взял. Ну да ладно: иди в свой курень, когда надо, позову.
Козлов поднялся, хотел было уходить, но Корнило ост – новил его, сказав:
– Погоди-ка, Афанасий, пока посиди, сейчас я приду, – и заспешил к себе в дом. Через некоторое время Яковлев вышел, неся в руке кожаный мешочек. Подойдя к казаку, Корнило вложил в руки Афанасия мешочек: – Возьми, Афанасий, этот кошель с серебром за службу.
Дрожащей рукой Козлов развязал кошель, запустил в него руку, перебирая звонкую монету, затем осторожно вновь за – вязал кожаные тесемки, с улыбкой положил мешочек за пазуху. Поклонился до самой земли бывшему атаману, про – молвив:
– Спасибо, атаман, что ценишь службу людей своих. А я уж и не чаял!..
– Будя, будя, Афанасий, ступай, да по дороге кликни ко мне домовитых: Самаринина, Подкорытова да Мельникова с Сидельниковым. Мне с ними поговорить надобно.
От Корнилы Афанасий вышел на улицу в приподнятом настроении, думая о том, что все-таки оценил Яковлев его службу, серебро дал, и пощупал рукой за пазухой кошель, который приятно холодил тело. «Деньги-то он дал, – размышлял дальше казак, – а вот чарки вина не подал, выпить со мной не захотел. А это уж не по казацкому обычаю». Подумав об этом, Афанасий опять впал в апатию. Козлов стал ненавидеть себя за то, что согласился на предательство своих же товарищей. «А если Стенька придет в Черкасск, что тогда?..». От этих