В школе Кира ничем не отличалась от подружек, может, большей усидчивостью, благодаря которой всегда была в числе лучших учениц. Легко поступила в институт, там и влюбилась. Влюбилась страстно, всей душой… Игорь и стал ее первым мужчиной. И каково же ей было узнать, причем удостовериться лично, что Игорь, кроме нее, занимается любовью с ее лучшей подругой и сокурсницей Леной. Кира в тот вечер, в ту бессонную ночь, чуть с ума не сошла.
А днем, встретив улыбающегося Игоря в коридоре, стройного, с длинными вьющимися волосами, неожиданно для себя набросилась на него, буквально измолотила кулаками его девически красивое лицо и, как оказалось потом, даже сломала ему нос.
В институте ее оставили, ведь она шла на красный диплом. Но на вечера Кира перестала ходить, сидела в общежитии или уходила в читальный зал.
Закончила институт с красным дипломом, а тут новое время требовало хороших экономистов, и вскоре Кира уже работала в одной престижной фирме.
Вроде все складывалось хорошо, но было одно но… Если в институте, обидевшись на всех и на вся, она полностью отдалась учебе – это была ее защита от всего мира, который способен причинять лишь боль, – то, казалось, теперь-то, выйдя из стен института, можно зажить по-иному, свободнее. Но Кира по инерции все так же просиживала над книгами по специальности, почти не выходила из дому, и потому у нее не было подруг, а на работе ее строгий, деловой вид – защита от того мира – отпугивал желающих пофлиртовать.
Дом – работа – библиотека… Этот малоподвижный образ жизни привел к тому, что Кира, под обреченное «ну и пусть», очень располнела.
Так и жила, а уже не за горами было тридцатилетие.
Петрович был первым мужчиной после Игоря, обнявшим ее. Потому и плакала, что может привлекать внимание лишь таких, как он, плакала о своей неудавшейся жизни.
Защиты от Петровича искать было не у кого, не в милицию же заявлять, это в Америке даже за слово можно привлечь как за сексуальное преследование, а у нас, при тотальном беспределе, кто будет заниматься такими пустяками – пустяками с их точки зрения.
И она выбрала свой способ защиты – безразличие. Смотрела на Петровича, когда он тискал ее, глазами коровы, которую ведут на убой, а она, знай, жует свою жвачку.
Конечно, мелькала мысль, и не однажды, попросить ребят из охраны фирмы, чтоб попугали Петровича. Не просила лишь потому, чтобы не нарушить то защитное поле строгости и деловитости, которое окружало ее на работе, спасало от всяких панибратских поползновений по отношению к ней.
В этот вечер ей снова вспомнились слова, что сказала женщина на остановке, и Кира Саввична несколько раз, словно молитву, повторила:
– Был бы у меня мужчина, Петрович не осмелился бы ко мне приставать…
И, произнося эти слова, Кира Саввична почувствовала, поняла, что Петрович не вечен, не вечно это унижение, и что будь у нее мужчина, все бы изменилось…
Уже в кровати, засыпая, снова подумала: «Был бы у меня