– Игорь, пожалуйста.
Он раздражённо выдыхает, бормочет:
– Долгопрудненское кладбище. Пережди час, пока мы уедем. Я сейчас пришлю тебе схему, где захоронение.
Выхожу на порог. Взгляд натыкается на жёлтенькое такси, из которого как раз высаживается пассажирка.
– У меня другой заказ, – водитель отрицательно мотает головой.
– Пожалуйста, хотя бы до ближайшего метро. Я… даже не знаю, где нахожусь. Я Вас очень прошу.
– Нет, девушка, извините.
Сейчас Влада выйдет, и вся моя смелость от одного её взгляда стает, как снег от жара газового баллончика. Она увезёт меня в его дом, запрёт, и на этом будет кончено.
Алиса Мельникова, из-за которой погиб Антон, даже не соизволила прийти на его похороны. Вот что узнает моя мать о своей дочери. Эта, вместо того, чтобы встать на колени перед могилой своего парня и попросить прощения за свою гордыню, которая привела его на роковое шоссе, будет стоять на коленях перед другим мужчиной.
Позор. Несправедливость. И сдавливающее сердце отчаяние.
– Ладно. Уж больно жалостливый у вас вид, – таксист кивает на заднее сидение.
Через две минуты на мой мобильный звонит незнакомый номер. Не успеваю я сказать «алло», как в трубку льётся поток оскорблений и мата. Такой въедливый и грохочущий у Влады голос, что даже на минимальной громкости водитель слышит её, и бросает хмурый взгляд в зеркало заднего вида.
Мои попытки вставить хоть слово терпят полный крах. Я сбрасываю, и пишу ей смс, что вернусь к их дому в течение полутора-двух часов.
Таксист довозит меня до метро Ховрино. И оттуда я добираюсь уже на автобусе.
Иду по центральной аллее, отсчитывая могилы, и выискивая ориентир для поворота: Давань Сергей Фёдорович, чёрный памятник с косой линией и золотым ангелом на левом углу.
Редкие посетители оглядывают меня с подозрением.
Хороша же я. Приехала на кладбище в белом платье. Да ещё с таким декольте. Невольно пытаюсь застегнуть дизайнерскую молнию. Будто в клуб спонсора искать приехала, а не на прощание с погибшим парнем.
Навстречу небольшая группа людей. Я узнаю в этой толпе Игоря. Он как раз идёт рядом с мамой Антона, придерживая её за локоть. Она плачет. Маленькая головка, укрытая кружевной шалью, подрагивает. На лоб выбилась каштановая прядь. Женщина не отрывает от глаз белого платка.
Я отступаю, сворачиваю между ближайших двух могил. И быстро иду по тропинке.
– Алиса!
Её голос как ушатом ледяной воды с головы до ног. Мне становится страшно, стыдно, и унизительно.
Оборачиваюсь медленно. Будто увижу за спиной привидение.
– Ты всё-таки соизволила приехать, – в её тоне столько сдерживаемой горечи, что сладкий привкус в моём горле, который всегда пробирается внутрь на кладбищах, сменяется на солоноватый. – Принарядилась для моего мальчика.
– Мария Григорьевна, примите мои соболезнования, – несмело