Как они снова оказались в Петербурге, никто из них не помнил. В гостинице Лида толкнула Сашу вперёд, в слабо освещённый коридор, чтобы отвлекшийся на телефонный звонок портье не заметил постороннего. Портье, не отрываясь от разговора и машинально по-голливудски улыбнувшись, выдал девушке ключ, она отперла дверь и прошла в комнату. Саша вошёл за ней. Помог ей снять пальто и неожиданно увидел, что розовое платье, удерживаясь на теле при помощи завязок сзади на шее, оставляло спину открытой. Лида, так и стоявшая к нему спиной, каким-то шестым чувством ощутила, что он это заметил. Господи, да она ведь нарочно сегодня утром надела такое откровенное платье, чтобы довести дело до конца, но как же ей сейчас этого не хотелось! Уж лучше просто мирно посидеть, попить чаю с шоколадными конфетами, посмотреть находящийся в номере плохо показывающий телевизор…
Увидев эту открытую, стройную и прямую, как у гимнастки, загорелую спину, Саша понял, что пропал. Какое-то время в глубинах его сознания ещё бултыхалась одинокая робкая мысль о том, что надо бежать, но в следующую секунду он уже приник губами к соблазнительной родинке – жадно, ненасытимо, со всем пылом первой юношеской страсти. Лида изогнулась, как кошка, от этого прикосновения, и по спине побежали мурашки. Если бы в этот момент она обернулась, то может быть, всё обошлось бы ещё невинными поцелуями и победоносным побегом жертвы, но, в растерянности, не зная, как переиграть всё обратно, она так и застыла, как неумолимый каменный истукан, спиной к Саше. И, обречённо, как будто ничего другого ему уже не оставалось, юноша потянул за завязки розового платья.
Та молниеносность, с которой оно соскользнуло вниз, потрясла даже