На кухне Наташа выпила немного воды, потом, вдруг ощутив острый голод, открыла хо-лодильник, достала кусок сыра, нетерпеливо содрала с него полиэтиленовую упаковку и на-чала жадно есть, откусывая огромные куски и глотая их торопливо, почти не жуя. Это было дико – в комнате, на диване, сидит мертвый человек, весь в крови, а она стоит на кухне и ест сыр. Как только Наташа подумала об этом, ее пальцы разжались, уронив недоеденный кусок, а сама она метнулась к раковине, и ее стошнило. Открыв кран, Наташа плеснула водой себе в лицо, тихо всхлипывая. Только бы Вита поскорее вернулась! Неважно, что она подумает, что скажет, что сделает – только бы поскорее вернулась.
Слегка успокоившись, Наташа выбрала среди многочисленных разнообразных кухонных ножей самый острый, несколько секунд разглядывала в блестящей стальной поверхности свои глаза, потом вернулась в комнату и осторожно разрезала «веревки», стягивавшие тело Матейко, – она затянула мокрые узлы с такой силой, что развязать их было невозможно. Ко-гда Наташа перерезала провод на руках, тело Светы, еще гибкое, с неживой медлительно-стью заскользило набок и неудобно улеглось поперек дивана, умостив голову с влажными, но уже начавшими распушаться волосами у Наташи на плече. Вскрикнув, она уронила нож, затем, сжав губы и дрожа, отодвинула от себя Свету, ровно уложила ее на диван, а под голо-ву подсунула одну из подушек. Потом ушла в другую комнату и вернулась с большим по-крывалом, которым укрыла Матейко до плеч, отошла на шаг, и ее затрясло еще сильнее – на мгновение вдруг показалось, несмотря на кровь, что Света жива – привольно раскинулась на диване после ванны и рассеянно смотрит в потолок. Если бы не кровь, не губы… Наташа вспомнила, как совсем недавно Света, хорошенькая, беззаботная, живая, сидела в кресле на-против, поджав под себя ноги, и звонко смеялась над какими-то своими глуповатыми шут-ками, встряхивая светловолосой головой… как давным-давно, в Крыму, ворвалась к ней в дом, веселая и мокрая от осеннего дождя… Бедный маленький мотылек, никогда в жизни никому не сделавший ничего плохого, так веривший в ее силу и так жестоко за это попла-тившийся. Она всхлипнула, наклонилась и заботливо поправила покрывало. От движения из-под него вывалилась тонкая Светина рука с узкой багровой полосой на запястье, с длинными блестящими ногтями. Один был сломан, и Наташа почему-то особенно долго смотрела на него. Потом резким движением убрала руку обратно под покрывало. Рука была теплой, и от прикосновения к этому уже удаляющемуся теплу у нее снова поползли слезы и горло сдави-ло так, что она начала задыхаться.
– Прости меня, – пробормотала Наташа, заикаясь, холодно смотрящим в потолок непод-вижным глазам. – Пожалуйста, прости меня. Я не хотела, чтобы так… я никогда не хотела… ты думала, что я бог, а я не бог… я никто… я просто хотела, чтобы тебе было лучше… я и подумать не могла, что так будет… и то шампанское –