10
После обеда город Чернигов пришел в движение. Во всех церквях звонили колокола, народ торопливо спешил на центральную площадь, к приказной палате, где находился воевода Андрей Алексеевич Телятевский. Всем хотелось узнать, почему такой переполох. Торопились, недоумевали, переговариваясь меж собой.
– Что случилось-то? Куда вы бежите сломя голову? – открывая дверь своей лавчонки, крикнул торговец, с удивлением глядя на мимо спешащих людей.
– Недосуг нам рассказывать. Иди и сам посмотри, – отмахнулся спешащий мимо мастеровой.
– Говорят, будут приводить всех горожан к крестному целованию на верность царю Василию Шуйскому! – крикнул пробегающий мимо казак, придерживая саблю.
Лавочник второпях закрыл дверь и тоже заспешил на площадь.
На высоком крыльце приказной палаты стояли посланники царя Василия и князь Андрей Алексеевич Телятевский со своими воеводами и дьяками.
Воевода Телятевский был высок, с окладистой седеющей бородой, высоким лбом, с умными зеленоватыми глазами, которые как бы всматривались в окружающий мир с любопытством. Он с напряжением вглядывался в толпу собравшихся людей, как бы стремясь определить настроение людей, а от этого, согласно обстановке, действовать. Для него необходимо было решить: или взять сторону царя Дмитрия, или ему принять присягу и привести к ней всех горожан на верность Василию Шуйскому, которого он терпеть не мог и не считал достойным быть государем. Кроме того, по его милости он был сослан из Москвы в этот забытый Богом уголок воеводой. А его поместье под Москвой занял брат царя, а он князь-воевода, который верой и правдой служил еще Ивану Грозному, Борису Годунову, теперь был выслан со своей семьей в этот городишко. Сейчас в душе князя было полное противоречие его мыслей и желаний. Как опытный воевода, он понимал, что если встанет на путь борьбы с царем и его государственной машиной, то едва ли окажется в выигрыше. А в душе все-таки теплилась надежда. Ведь Гришка Отрепьев смог же прийти к власти, и не будь он дураком, а дальновидным политиком, царствовал бы по сию пору. Все это понимал воевода, но глаза застилала месть, месть за то, что жил он теперь в небольшом каменном домике со своей женой и рано овдовевшей дочерью Марией. Вместо прежней роскоши и изобилия теперь вынужден был во многом отказывать себе. Не мог князь Андрей простить Шуйского за свое унижение и нищенское существование. То, что он служил самозванцу, так ему служили все, в том числе и Шуйские, а теперь он, прослуживший столько лет престолу, оказался хуже всех