Она ностальгически улыбнулась:
– Какие только нам разные приспособления и изделия не заказывали конструировать. Мы и рацпредложения оформляли. За них тоже копеечки капали. Пусть небольшие, но капали. К нам записывались в очередь, а мы еще кочевряжились.
Татьяна скорчила надменную физиономию, пытаясь продемонстрировать как они кочевряжились:
– В этом месяце не успею, только в следующем, если не будет срочных работ.
Она печально поморщилась:
– Теперь все. Никому ничего не надо. Производство встало, делают что-то с грехом пополам. О премиях давно забыли. Да и зарплату, так, из милости платят. Хотят задерживают, хотят вообще не платят. А ты им слово не скажи. Не нравится – вали на все четыре стороны, скатертью дорожка, переживать не будем. Хорошо хоть наш Михалыч изредка левые работы подкидывает. Тебе не понять. У тебя-то, Валька, с работой все в порядке.
Валентина презрительно хмыкнула:
– У меня-то в порядке? Я тебя умоляю. Я тебе что, генеральный директор, или в администрации работаю? Это у них там деньги куры не клюют. А на нас им тоже наплевать. Подумаешь, планово-экономический отдел. Скажешь, тоже мне. Тут, знаешь, тоже все непросто. Или ты помогаешь им их темные делишки проворачивать, и дрожишь, что тебя сделают козлом отпущения, или гуляй Вася. Мне тоже уже часть зарплаты бартером выдают. Вся кладовка уже забита. Работа говоришь? Да пропади она пропадом, такая работа.
Татьяна опечаленно смотрела на свой бокал:
– Нет, ты что не говори, счастливая ты, Крылова. И муж у тебя есть, как-никак, надежда и опора.
Валентина печально вздохнула:
– Да брось ты, Танюха. Муж.
Она горько усмехнулась:
– Какая надежда, какая опора? Я тебя умоляю. Пыжится только, а толку-то от него кот наплакал. Все мы девки дуры. Мечтаем в юности лишь бы поскорее замуж выскочить. Главное, чтобы был не урод и незаконченный мерзавец. Я тоже дурой была. Колька предложил за него выйти, я особо и не раздумывала, не артачилась. Люблю – не люблю, разбираться и копаться в себе не стала. Думала, ерунда это все. Как это говорят, стерпится – слюбится. Оказалось, не ерунда. В юности оно, вообще, все проще кажется. Вот и сижу теперь, как собака на сене, ни себе, ни людям.
Валентина погрустнела и добавила:
– Хотя, вру, конечно, привыкла я к ему, притерлись мы с ним. Нянчусь с ним, как с дитём. К тебе вот выбраться не могу. Вечером надо домой – мужа ублажать и обихаживать. Это ты, Тань, счастливая. Вернулась домой, хочешь сериалы смотри по телеку, хочешь просто ложись на диван, и балдей. Хочешь иди куда угодно, хочешь в гости, хочешь в кино, никаких помех.
Татьяна всхлипнула:
– Да лучше бы я ужин каждый день готовила на всю семью, только бы не одной куковать.
В голосе Татьяны появились слезливые нотки:
– Такая тоска. Такая тоска, Валюха. Куда хочешь иди, говоришь? А куда идти-то? Куда