– Нет, Ваше величество. Я лично сватал адъютанта…
– И отказала?! – вытаращил глаза Павел, – Тебе? Сыну императора?! Ай, да девка!
И он громко расхохотался. Хватаясь за живот от смеха, он тыкал в сына пальцем, силясь что-то сказать, но не мог вымолвить ничего членораздельного.
Александр покраснел, как варёный рак:
– Что с Вами, отец? Что Вас так насмешило?
Павел, вытирая слёзы, наконец, выдавил из себя:
– Я представил твоё лицо при этом! А-ха-ха!
И, в душе ликуя, подумал: «Какой он, к чертям собачим, конкурент?! Чушь всё это и блажь!» Он благосклонно махнул рукой:
– Довольно. Ступай. Пусть Чернышёв твой ходит холостяком. И поделом ему; не заслужил он такую девицу, как Гольтцер!
Александр вышел из кабинета точно оплёванный. Поймал в коридоре Кочубея и сердито осведомился:
– Что Чернышёв?
– Не появлялся.
– Чёрт бы его побрал! Куда он подевался?!
Он, разгневанный, решил отложить дела. И, чтоб успокоиться, направился на половину жены.
Тем временем
дом О. А. Жеребцовой
Сашка с трудом разлепил глаза. Чёрт! И зачем он так вчера надрался? Теперь весь день придётся проваляться в постели с ощущением «лучше бы я вчера умер…». А ведь у него на сегодня были какие-то важные дела. Он попытался напрячь мозги и почувствовал тяжёлую головную боль. Н-е-е-ет! Это ужасно, так напиваться!
Он сосредоточил зрение на потолочной фреске: толстый амурчик сидел на облаке и метился стрелою в молодую парочку, гуляющую по земле. Сашка мысленно усмехнулся над амурчиком: «Ну и боров! Как под такой тушей облако не провалилось?» Представил себе провалившегося сквозь облако ангелочка и фыркнул. Тут же испугался: «Стоп! Какой амурчик?! Откуда здесь фреска? Где я, вообще?!»
Резко присел на кровати и огляделся.
Комната была огромная, с тремя окнами, занавешенными розовыми портьерами с кистями. Дорогая обивка стен, белая мебель на гнутых ножках. Мягкий турецкий ковёр на полу. Огромный трельяж, уставленный коробочками, флакончиками, гребешками и всякой прочей дребеденью. Всё говорило о том, что спальня принадлежит женщине, и весьма богатой… Сашка оглядел кровать, на которой сидел; большущая, с пуховым матрацем и ослепительно-белым, пахнущим лавандой, постельным бельём. Чернышёв взглянул на соседнюю подушку, хранящую вмятину от чьей-то головы, и наклонился, потянув носом – подушка благоухала ароматами духов.
– Что за чёрт? – прошептал он сам себе, – Я с кем-то провёл ночь?!
Осторожно заглянул под одеяло и не обнаружил на себе ни одной детали из одежды:
– И, похоже, ночь была бурной… Надо же; ничего не помню!
Затем увидел разбросанные по полу свои вещи. Наспех оделся и стал озираться в поисках выхода.
Двери было две. За одной из них оказалась маленькая комната с мраморной ванной.
За другой –