И так продолжалось все эти шесть лет. И вот когда я вдруг услышал от Геннадия Ивановича «садитесь в машину», я был просто потрясён. А он так легко, как бы само собой: ладно, говорит, поезжайте, я потом подъеду, посмотрю.
Открыли мне зал заседаний, где обычно сидят иностранцы, он устроен амфитеатром, впереди сцена. И начальник пресс-центра Гремитских говорит: стены у нас гладкие, на них не держится никакой скотч. – Но я ему не поверил: да что вы, у меня лёгкие рисунки, скотч выдержит, рисунки всё-таки лучше развесить на стенах. – Тогда он предлагает: давайте на сцене за занавесом поставим ряд мольбертов и на них поместим те рисунки, которые в рамах под стёклами. А впереди сцены установим ещё один мольберт, на котором вы сами будете менять рисунки и кратко рассказывать о них. Потом занавес откроем, и в это время журналисты начнут фотографировать и вас, и ваши рисунки. Мне дали помощников, и мы принялись за работу – развешивать рисунки на стенах, устанавливать мольберты с работами в конце сцены, занавес этот туда-сюда погоняли, проверили, в общем, всё подготовили.
Форум начинался вечером на следующий день, но я волновался и поехал в пресс-центр уже утром. Пришёл, смотрю – все мои рисунки, которые я накануне повесил на стенах, валяются на полу. Скотч отлетел, не выдержал, как и предупреждал Гремитских. Все рисунки упали, кое-где картон согнулся, где-то углы помялись. Ой, боже мой! Я скорее давай их собирать в папку. Гремитских говорит: будете доставать из папки и показывать. Только есть одна особенность – здесь нельзя долго рассказывать, потому что журналисты – люди опытные, асы своего дела, они сами всё видят и понимают.
Я тут в коридоре на столе разложил работы, подклеиваю их. И вдруг приходит Сидорова Нина Ивановна из Союза художников РСФСР, а с ней ещё два-три человека. И спрашивают меня таким начальническим тоном: вы что это тут собираетесь делать? – Я отвечаю: выставку, показ работ. – А почему вы нас не спросили? – Я говорю: вас не спросил? Да я вас спрашивал сто раз. И ходил по кабинетам, и просил, и что я слышал в ответ? Если я сейчас откажусь от этой выставки, вы мне завтра сделаете выставку? Сделаете? – Нет, ничего мы вам не будем делать. – Я ужасно разволновался: так почему же тогда вы мне хотите её запретить? Или что, Министерство иностранных дел – это какая-то подпольная организация? Или тут какие-то антисоветчики собрались, а я преступник какой-то? Они замолчали, так выразительно посмотрели друг на друга и ушли.
Наступил вечер. Пришла Люся, появился мой знакомый фотограф Олег Каплин (говорит – я буду снимать тебя на память). А Гремитских меня предупреждает: стой незаметно сбоку, я тебя потом вызову.
И мольберт, и рисунки – всё