Неожиданно он увидел станцию, по его предположениям, появившуюся слишком рано. Ведь они ехали на машине целый час, кругами, что ли, их возили, ведь он прошел это расстояние за два часа, а скорость у машины, как ему показалось ночью, была довольно приличной.
Станция «Весёлое» была самой обыкновенной. Борис разбудил железнодорожника, расспросил его, не слышал ли он, как ночью на перрон высаживались люди. Не приходили ли люди поутру. Нет. Он ничего не слышал, вообще на этой станции только товарные поезда останавливаются.
Деревня далеко, километров десять пешком, но там только фельдшер, но он, возможно, уехал в другую деревню, что случается часто, принимать роды, аптечка у него здесь есть, обычная. Но есть и несколько ампул анальгина. Все не то, время идет, Борис с ужасом осознавал свою беспомощность как врача. Разговор с Москвой пришлось заказывать через станцию, Борис кричал, умолял, чтобы соединили быстрее. Видимо, всё-таки удача не совсем от них отвернулась, и соединили через десять минут.
– Гена, привет, это Борис.
– Здравствуй, Боря.
– Гена, сейчас долго объяснять. Я ехал в поезде, и вот неожиданная остановка. Но дело не в этом. Ты можешь по своим каналам направить спасателей на станцию «Весёлое»? Я понимаю, что это далековато, но у тебя ведь есть свои связи, сколько километров до Москвы? – обернулся он к железнодорожнику.
– Двести пятьдесят, – неторопливо, как будто припоминая, ответил он.
– Двести пятьдесят, – повторил в трубку Борис.
– Что случилось-то?
– Тут женщина молодая умирает. Знаешь, симптомы очень подозрительные. Похоже на пневмонию, но уж очень неординарное течение. Я оставил там её, с мужем, вообще, мы тут в переделку попали, она с ребенком, у ребенка тоже не совсем нормальное состояние. Никаких признаков, но она тоже как бы угасает. Короче, медлить нельзя. Тут от станции дорога идёт, два часа по лесу, там избушка. В общем, дежурный по станции подскажет. Гена, могу я на тебя надеяться?
– Боря, ты остался неисправимым романтиком. Я не хочу вдаваться в подробности, но ты и я вряд ли сможем ей помочь.
– Почему?
– Дело не в том, почему, а в том, что она… Я не могу тебе этого сказать. Но я вылетаю, жди к вечеру. Продержишься? Оставайся возле неё и наблюдай за событиями. Потом мне все подробно расскажешь.
Борис хотел ещё что-то сказать, но связь оборвалась. Он сгрёб все, что было в аптечке, и пошёл назад. Близился полдень. Яркое, но холодное солнце. Спокойно-безучастные ели, одинокое безмолвие леса. Безмолвие как одобрение бессмысленности всего, чем обеспокоено сердце человечье. Легко думать о вечности, вспомнилось ему из ночного разговора, действительно, легко, представляешь бесконечность, и мысли растворяются. Как соль в океане, остаётся тёплый солёный бульон растворённых