Она шла по набережной, в тени деревьев, аккуратно переступая через стыки гранитных плит. Она хорошо знала этот маршрут и любила его. Они часто гуляли здесь с Даней, обычно молча, лишь слушая дыхание друг друга. После переезда они гуляли так почти каждый день и возвращались домой ближе к полуночи. Позднее такие прогулки становились всё более и более редки, и неизвестно, что было причиной этого, то ли приелся хоть и завораживающий, но всё же несколько однообразный пейзаж, то ли надоело общество друг друга. Прогулки сменились другими развлечениями, походами в кино или посиделками с друзьями в каком-нибудь кафе или баре, как будто они бежали от тишины и бежали от всегда переменчивого неба над головой.
Теперь она шла одна и испытывала удивительное чувство, смесь удовольствия от окружающей рукотворной красоты и неудовлетворённости от того, что она не могла объять эту красоту всеми своими чувствами. Зрения было мало, для полного наслаждения хотелось подключить и слух, и осязание – она несколько раз проводила рукой по шероховатой ограде набережной, но и этого оказывалось недостаточно. Ей казалось, что она не получает всего, что она могла бы получить от окружающего города. Что-то подобное испытывает человек, который по всем показателям должен быть счастлив, однако какая-то невидимая стена словно мешает подняться на эту последнюю, верхнюю ступень истинного блаженства.
Канал Грибоедова продолжал течь по своей причудливой траектории. Хоть и заключённый в свой гранитный футляр, он продолжал доказывать превосходство над городом, вынужденном подстраиваться под его берега. С канала всё и начиналось. Здесь на одном из его самых крутых и живописных поворотов находился институт, где проходили курсы французского языка. Здесь преподавала Катя и здесь она познакомилась с Даней. Здесь он ждал её возле моста, опираясь о льва, у которого никогда не сводит челюсти, и подбегал к ней, когда она выходила из ворот. Отсюда он сначала провожал её до метро, потом, когда она стала поддаваться его натиску, сопровождал её до какой-нибудь кафешки на Невском, где они пили кофе. А оттуда, когда уже начинало темнеть, он провожал её пешком до дома на набережной лейтенанта Шмидта, где она тогда жила с родителями. А поскольку путь туда был не близкий, Катя и Даня успевали наговориться вдоволь, и когда они сворачивали с по-морскому ветреной набережной, очерченной силуэтами кораблей и кранов, в маленький двор, в глубине которого находилась Катина парадная, им оставалось лишь целоваться, чтобы придать смысла наступившей тишине. Потом Даня убегал, а Катя поднималась к себе, садилась на кухне и пыталась разобраться в контрольных, которые сдали ей ученики, однако мысли путались, и даже самые элементарные французские слова вылетали из головы. А родители продолжали заходить на кухню и участливо