Нацисты действовали так, как будто мир уже был захвачен евреями и требовался контрзаговор в целях своей защиты.
Всякий деспотизм в значительной мере опирается на секретные службы и больше боится собственного народа, чем народов других стран.
Неприкосновенное пространство вокруг каждого, огражденное законами, есть жизненное пространство свободы. […]
Тоталитарный режим не только урезает права или отменяет основные свободы, но и, насколько позволяет судить о нем наше ограниченное знание, вытравляет из людских сердец любовь к свободе.
В тоталитарном обществе давление происходит сверху вниз, а не снизу вверх.
Деспотизм правит подданными не для того, чтобы сделать их счастливыми, но разоряет их, чтобы ими править.
Деспот – тот, кто ставит себя выше самих законов.
В обычном смысле слова, тиран – это король, который правит с помощью насилия, не считаясь со справедливостью и законами. В точном смысле слова тиран – это частное лицо, которое присваивает себе королевскую власть, не имея на то права.
Дурная сила всегда связана с отрицанием свободы другого. Насильник любит свободу для себя, но отрицает ее для другого. Сторонники деспотических режимов все любят свободу для себя, они позволяют себе слишком большую свободу движения, ее следовало бы ограничить.
Именно в момент поражения становится видимой внутренняя слабость тоталитарной пропаганды. Лишенные поддержки движения его члены сразу же перестают верить в догмы, за которые еще вчера они готовы были принести в жертву свою жизнь.
Еще для Монтескьё главным доказательством того, что тирания – плохая форма правления, была ее предрасположенность к разрушению изнутри, к самопроизвольному упадку.
Тоталитарное господство, подобно тирании, несет в себе семена собственного уничтожения.
Для диктаторов в какой-то момент нет других решений кроме плохих.
Тоталитарная диктатура это не только сталинизм. Это явление может возникнуть где угодно, как возникло оно в Германии, Испании, некоторых латиноамериканских республиках: вначале всеобщий подъем, ожидание великих перемен, затем постепенно приходит ощущение обмана и начинается борьба за власть, в которой решающим аргументом становился карательный аппарат. Священные заповеди постепенно превращались в фарс, но толпа как в ослеплении повторяла их снова и снова, не замечая, что от священных символов осталась одна оболочка.
Сила тоталитарной пропаганды заключается