Я продолжал путь с намерением снова остановиться на некотором расстоянии от островка, чтобы можно было последить за движениями птиц. Некоторые из чаек бегали по утесу, но почему – я не мог этого понять. Чтобы их не пугать, я греб тихо, погружая весла в воду со всевозможными предосторожностями, как кошка, подбирающаяся к добыче. Подойдя поближе, я снова поднял весла и, повернув голову, увидел, что птицы еще не испугались меня. Правда, чайки редко обнаруживают беспокойство, пока находятся вне досягаемости ружейного выстрела, а это расстояние они каким-то загадочным образом отлично знают. Если бы у меня было с собой огнестрельное оружие, весьма возможно, что они улетели бы гораздо раньше, чем я подплыл бы к ним так близко: чайки, как и вороны, издалека отличают ружье от палки. Но ружья у меня не было, а если б и было, то я все равно не сумел бы выстрелить из него.
Долго и с живейшим любопытством я рассматривал птиц. Все они были чайками, но двух пород, различных по росту и по цвету. У одних была черная голова и сероватые крылья; другие, большие, были почти совершенно белые; но у всех у них был такой чистый вид, что, казалось, ни одно грязное пятно никогда не пачкало их перья, а их ярко-красные лапки блестели, как чистейший коралл. Тут только я увидел, что они делали на островке: одни разыскивали себе пищу, состоявшую из маленьких рыбок, крабов, креветок, омаров, ракушек и другой подобной мелочи, оставленной морем; другие в это время приглаживали свои перья, которыми, по-видимому, очень гордились. Но хотя вид у них был довольный и счастливый, у чаек, как и всех других живых существ, были свои заботы и свои печали. В этот день я был свидетелем нескольких ужасных птичьих ссор и драк, которые мог приписать одной только ревности.
Нет ничего интереснее, чем смотреть, как чайки ловят рыбу. Они при этом бросаются с высоты больше ста метров, бесшумно погружаются в воду и мгновение спустя снова появляются с добычей в клюве. Даже движения коршуна не так грациозны, как стремительный полет чайки, занятой рыбной ловлей.
Долго оставался я недвижим, рассматривая чаек, потом решил наконец пристать к островку – конечной цели моей экспедиции. Чайки подпустили меня совсем близко, не покидая своих мест, – по-видимому, они совсем не боялись моего присутствия; потом они полетели прямо над моей головой, причем так низко, что я мог бы достать до них веслом.
Одна из них, казавшаяся мне самой крупной изо всей стаи, – наверное, потому, что она более всех была на виду, – все время оставалась на верхушке вехи. Она первой