Давай, ты будешь меня любить до самой смерти
Мария заметно волновалась, когда Сир впервые привел ее в дом Иосифа – знакомиться. Самого раввина она почему-то не испугалась, чем и купила его. Деловито вскарабкалась к нему на колени, ткнулась носом ему в щеку, что, по всей видимости, означало поцелуй, быстро слезла и в тот же миг забыла о его существовании. Волновалась она потому, что не только с раввином, как предупредил Сир, ей предстояло тут встретиться. И что эти мальчишки на целый год ее старше. Вот их-то появления она и страшилась. Платьице все время поправляла. А эти дураки все не шли и не шли. Потому что убежали купаться на озеро, а потом еще и рыбу вздумали ловить! Если бы хоть что-нибудь поймали!…
Настал момент, когда Мария не выдержала, некрасиво скривилась и, если бы Сир не шлепнул ее по заду, разревелась бы. Но вот, наконец, они ввалились… Мария сразу вся сделалась красная, сильно вспотела, захотела убежать, но ноги почему-то перестали ее слушаться. Она сама не помнила, как подошла на этих чужих ногах к мальчишкам и обоим по очереди ткнулась носом в щеки. Сначала тому, что был с белой тряпкой на голове, – он ближе стоял, – а потом Михаэлю. И тогда уже потеть дети стали втроем. Чуть позже Мария все-таки расплакалась, но никто сейчас не может вспомнить, по какому поводу. В тот день она не произнесла ни слова. А через неделю рот Марии уже не закрывался, и Сир со спокойным сердцем мог уезжать по своим делам. Случалось, он по три дня не возвращался в Магдалу, и тогда Мария становилась хозяйкой в доме Иосифа. Этот клоп на тоненьких ножках командовал здесь всеми, даже самим раввином. Слабоумный с тряпкой на голове как бешеный носился с метлой по дому и дуром гонял пыль, отчего дышать становилось невозможно. Унять его при этом было совершенно невозможно. Михаэль отвечал за огонь и к нему лучше было не приближаться. Иосиф, у которого Мария отбирала деньги, чтобы он не купил вина, бывал посылаем ею на рынок с наказом – с пустыми руками не возвращаться. А сама она раздавала ценные указания придурковатой поварихе, обучая ее искусству готовить обед из ничего. Ну, или почти из ничего: с рынка ведь Иосиф что-то все-таки приносил. Не ему – Марии, за ее звонкий смех и лучистые, огромные как плошки зеленые глаза магдальцы охотно передавали через Иосифа продукты. Без денег. Кто что. Потому что к ним в город пришла радость. Когда Сир возвращался в Магдалу из своих бесконечных поездок и забирал девочку, в доме раввина наступала противная тишина и делать ничего не хотелось. Михаэль выдерживал не более часа. Он являлся с решительным лицом к отцу, который из последних сил делал вид, что читает кого-то из умных греков, минуту пыхтел, привлекая к себе внимание, а потом говорил: – «Ты как хочешь, а мы пошли.» Светловолосый с тряпкой на голове давно уже маялся за воротами с метлой в руках. Иосиф «сердился» на сына, даже топал на него ногами, громко жаловался, что