Сначала отобрали офицерский состав из бывших землемеров, агрономов, архитекторов, железнодорожных начальников ставших, волей случая, «под ружьё». Они не скрывались и не прятались. Но, были и значимые фигуры, вплоть до полковников регулярных царских, Корниловский и Деникинских армий. Якобы для учета. Потом остальных, включая нижних чинов и обслуживающий персонал.
Потом, их, по решению тройки ВЧК, тихо и аккуратно, расстреляли.
Назрел вопрос в отношении заполонившим порт беженцев из числа «богатеньких» коммерсантов, предпринимателей, артистов, людей богемы, церковнослужителей и прочего народа, желающих вырваться, из этой мясорубки, за рубеж, к цивилизации. Сортировка по классовой принадлежности не давала особых результатов. Возникали коллизии, когда явный живоглот, заплатив деньги, становился бессеребренником. Доходило до каждого пятого или десятого. То есть, начались внесудебные расправы, подпитывавшие бандитизм и способствующих росту числа «идейных» противников.
Питерская команда, во главе с Тройкой, уже РевВоенСовета, потрясая мандатами Троцкого, методично устанавливая степень вины каждого мироеда, привлеченного, к ответу перед трудовым народом, отправляла, «на тот свет», самые значимые фигуры толстосумов, мародеров и прочего уголовного элемента и быстро навела порядок.
Хотя, это требовало немалых усилий. В том числе, психологических. Вплоть до того, что, когда, стало явно не хватать патронов, то, решением Тройки, приговоренные загружались на корабль, который выходил в море и становился на рейде. Людей выстраивали вдоль бортов и, их, кололи штыками, кого-то докалывали. При неточном ударе штыком, люди, корчась от боли, визжали, хватались за бортовые леера, падали на палубу и умирали не сразу.
Было очень тяжело исполнять революционную справедливость. Выручали приклады и собачьи, дубовые или буковые, дубинки. Типа, наших «бейсбольных бит». Самые крепкие палицы получались из вязов. Терпели дольше остальных.
В один, из таких мрачных дней, Харитон, спускаясь по трапу, обратил внимание на светящееся, от осознания безъисходности, как будто знакомое, миловидное личико женщины, хватавшейся за полы его расстегнутой куртки и кобуру маузера, с мольбой о защите, уже покоящегося на дне Новороссийской бухты, своего, оглушенного прикладом, мужа.
Оказалась землячка, из Сарапула, из старообрядческой семьи, приходящейся далёкой родственницей семейству Лариных. Муж её, в своё время, держал ювелирную лавку, имел долю в одной из уральских золотопромышленных компаний. Перед отречением императора, зимой семнадцатого, они венчались.
Усталый и измотанный бесконечными расстрелами, он, с радостью, воспринял эту встречу. А, через несколько дней, уже не мог представить, себе, жизнь без неё и, отработав «наряд», торопился домой к красавице –