Стали перечислять по пальцам: – Паоло Коэльо. Роман «Захир».
– Стихи Федерико Майора, бывшего Генерального секретаря ЮНЕСКО.
– А Поляков? – спросил кто-то из посетителей ярмарки, указывая на стенды российских издательств, где наряду с другими изданиями выделялись книги автора «Замыслил я побег…» и «Гипсовый трубач».
– А мы его больше знаем по фильмам и спектаклям. А книг в переводе пока ещё нет.
– Интересно было знать, как зазвучат его образы на языке казахов…
В переводе известного казахского писателя-переводчика Марала Хасенова, в творческом активе которого есть добротные переводы рассказов Ивана Бунина и Габриэля Гарсиа Маркеса, впервые на языке казахской литературы заговорили герои и персонажи повести Юрия Полякова «Небо падших». А казахские драматурги Шахимарден Кусаинов и Багдат Айнас создали инсценировку по повести «Подземный художник».
Это первая встреча писателя Юрия Полякова с казахским читателем. Полагаю, что не последняя.
Юрий Архипов
Реалист
Вообще-то в современных писателях трудно бывает угадать их профессиональную принадлежность: «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон…»
Юрия Поляков – один из немногих, в ком я почувствовал писателя – большого, настоящего, – прежде чем прочитал его хоть строчку.
Познакомились мы зимой 1987 года, когда оказались за одним обеденным столом в переделкинском Доме творчества. Расклад столов случился причудливый. Как в хорошем (или дурном?) сценарии, мне были посланы все мои оппоненты последнего времени. Величественная Светлана Семёнова, с которой мы заочно поспорили в «Литературной газете» о романе. Поспорили резонансно: на годовом собрании объединения критиков (были тогда такие) начальство принялось меня «прорабатывать», выдвинув дежурное обвинение – подрываю, мол, престиж многонациональной советской литературы. Спасибо, спас своим громогласием Митя Урнов.
Слева от меня сидел Арсений Гулыга, известный знаток немецкой философии, в пух и прах раскритиковавший мою главу о западногерманской прозе в академической «Истории немецкой литературы». Тут уж на выручку мне бросился редактор тома И.М. Фрадкин, в своём отклике показавший, насколько приблизительны бывают в своих суждениях о художественной литературе специалисты из смежных областей.
Справа восседал пижонистый журналист Александр Кикнадзе, которого я как-то обыграл в ЦДЛ в блиц со счетом 5:1, о чём и поведал в одном шахматном издании. Грузинское ретивое в нём взыграло, и он, заметив жующего обидчика, вызвал меня на матч из 100 партий – за отдельными баталиями оного всегда молча,