Он толкнул ее на подушки и принялся осыпать поцелуями. Но Фиона отстранила его.
– Покажи, куда он должен войти, – потребовала она.
– Иисусе! – взорвался Энгус. – Неужели в тебе нет ни крупицы скромности, девушка? Разве можно так грубо говорить о подобных вещах с мужчиной?
– Мне не нравится неопределенность, – призналась Фиона. – Ты целуешь и ласкаешь меня, однако я не в силах вынести неизвестности! Почему бы тебе не взять мою невинность и не покончить с этим раз и навсегда?
Значит, она все-таки боится!
Теперь ему все стало ясно. Но ведь она снова поклянется, что не трусит!
Он накрыл ее своим телом и осторожно коснулся щеки.
– Когда мужчина и женщина должны слиться в одно целое, о спешке не может быть и речи, девушка. Особенно если это происходит впервые. Они должны пылать единым огнем. Поверь, ничего чудеснее на свете нет!
Он слегка дотронулся губами до ее губ, полуприкрытых век, зарылся руками в массу густых локонов, вдыхая аромат свежести.
Фиона нервно заерзала, точно необъезженная кобылка. Почему его голос звучит так напряженно? Почему ее груди ноют, а соски набухли?
Казалось, весь мир для нее сосредоточился в этом человеке. Фиона закусила губу, чтобы не закричать, и зажмурила глаза, по-детски пытаясь отгородиться от своих страхов, однако мужской запах будоражил воображение, лез в ноздри: терпкий, возбуждающий, взывавший к чему-то дикому и неукротимому в душе Фионы. Ее руки медленно скользнули по его плечам.
Энгус снова поцеловал девушку, но на этот раз нежно приоткрыл ее губы своими и, вторгшись языком в рот, отыскал ее язык. Фиона затрепетала, когда он начал неспешный чувственный танец, переплетая ее язык со своим в самом первом любовном соитии. Она вздохнула и выгнулась, стараясь вжаться в его тело.
– М-м-м, как прекрасно, – пробормотала она и чуть не застонала, когда он отстранился и, осыпав поцелуями ее плечи, шею и ключицы, припал к розовому соску и принялся посасывать нежную вершинку. Зубы игриво покусывали крохотный орешек. Фиона громко застонала, но Энгус продолжал неумолимые ласки. Его пальцы утонули в кружеве завитков ее венерина холма, раздвинули нижние губки и проникли внутрь.
– Вот сюда я войду, девочка, – прошептал он, поднимая голову. Достигнув тонкой преграды ее девственности, Энгус осторожно отнял руку. В глазах Фионы переливались потрясение, удивление и нараставшее желание.
– Твой Горди слишком огромен, чтобы попасть туда, где только что был шаловливый палец.
– Не тревожься, девушка, – успокоил Энгус. – Эта крошечная щелочка обязательно растянется, чтобы Горди смог вдоволь напиться твоего меда.
Он снова принялся ее целовать. Палец во второй раз проник между приоткрытыми створками раковины, но теперь прижался к другому местечку, также совершенно не известному Фионе.
– Это твой сахарный бутончик, – сообщил он, терзая ласками маленький пухлый бугорок.
У Фионы