– Едрить кудрить, партизан! Как живой. – Старый потянулся к тумбочке и достал заветную фляжку – она опять волшебным образом была полна. – По пять капель?
Ян покачал головой.
– Не, мне и так хорошо.
Он развалился на койке, лелея в памяти обонятельный и визуальный образ Виктории – врача реанимации – ослепительной красавицы, умницы и просто хорошей, доброй женщины. Она оставила его в госпитале ещё на сорок восемь часов – срок смешной для мирной жизни и такой важный на войне. Это Ян уже понял – двое суток на передовой огромный срок, и прожить его для тупого необученного валенка – чудо. И еще он понял, что в этой кровавой бойне сакральный смысл бытия сводится к траектории фугаса. На пять метров ближе – и ты просто кусок рваной плоти, на пять метров дальше и ты всё ещё дышишь, живёшь надеждой, что следующий снаряд упадёт где-то там, подальше от тебя. Ян вздрогнул – тяжёлый гаубичный снаряд ухнул метрах в пятистах от «Скарабея», взметнул столб песка и пыли.
– А вчера они в километре падали – хмуро отметил Старый. – Сливают что ли наши?
Тут в палату заглянула весёлая санитарка.
– Я не поняла, товарищи офицеры, обедать будем?
Майор, кряхтя, поднялся с койки. – Пойдем что ли, щи похлебаем.
Весь вечер неподалёку от «Скарабея» рвались снаряды. Иногда Яну казалось, что они падают совсем близко – трехслойные оконные стеклопакеты дрожали от близких разрывов и старые фильтры системы кондиционирования не справлялись. В палатах – бывших гостиничных номерах, висела тонкая взвесь пыли, гарь тротила и оплавленного песка. Гордеев всё еще был в реанимационном боксе, Виктория обещала выпустить его завтра, но если танцы еще чуток подвинут гаубичную батарею, то завтра может и не наступить. Майор Стариков – опытный и прагматичный солдат собирал шмотки.
– Твою ж мать! Ну, позорно ведь в пижаме драпать. Где они наши пожитки прячут, как думаешь?
Ян пожал плечами, он десять часов как сам вынырнул из искусственной комы, откуда ему знать? В палату заглянула уже знакомая санитарка с веснушчатым круглым лицом.
– Нозов, на осмотр.
Ян поднялся с койки, оправил пижаму и пошёл вслед за веснушчатой