Ксендз опёрся на свой посох и, казалось, не смел вымолвить ни слова.
Он уставился в лицо хозяйки.
– Барбара, – сказал он глухим голосом, – ребёнком тебя помню… ты меня не можешь… я брат Ян из Забора. Помнишь Забор, нашу усадьбу… отца?…
Его голос ослаб. Носкова, долго смотря, всё сильнее тронутая, заревела сильным женским плачем и бросилась к его ногам. Ксендз положил свои дрожащие руки ей на плечи и, целуя её в голову, также плакал.
В эту немую сцену вошла, напевая, а скорее вбежала, Офка и, видя мать на коленях при незнакомом старце, остановилась, как окаменелая. Она не могла понять ни что произошло, ни кто был этот человек, который не имел монашеской одежды на себе и выглядел как нищий.
Затем мать скорее почувствовала её, чем увидела, и возгласила:
– Офка! Дядя твой! Брат мой! Встань на колени, пусть благословит тебя.
Старичок немного обернулся и, увидев девушку, ещё смеющуюся от радости, которая не успела исчезнуть с её лица, улыбнулся добродушно и ласково.
– Бог Авраама и Иакова пусть вас благославит и будет с вами во веки веков. Аминь!
Очарование голоса проникло в сердце легкомысленной девушки и она с нежностью припала к руке старца.
– Идите, идите, – отозвалась Носкова, поднимаясь и беря под руку ксендза Яна, – вам следует малость отдохнуть, это видно по вашему лицу.
Старичок улыбнулся.
– Пешком до Мальборга, к Матери Божьей иду, из нашей Силезии… за милостыней, – начал он говорить, усевшись. – Даже до порогов костёла ангел-хранитель меня вёл. Меня принимали в монастырях, ночевал в домах приходских священников, люди кормили хорошо, давали непрошенную милостыню. Так дотащился я даже до ворот. Там меня встретило несчастье. Лошадь мне ногу придавила, однако же я был гостеприимно принят…
– А! В Мальборге, – воскликнула Носкова, – паломникам только отдыхать и использовать их.
Старичок не отрицал.
– Добрые были, милосердные, – говорил он далее, – пока злой дух им не нашептал, что я могу быть шпионом из Польши.
Вдова побледнела.
– Ежели бы не Божье милосердие, был бы я выдан на пытки.
Офка вскрикнула от возмущения и страха.
– Время войны – страшный для людей час, – продолжал старичок спокойно. – Они невинны, скорее я виноват, что письма и доказательств не имел… как будто в мирное время. Однако Бог хотел защитить слугу своего: нашёлся в госпитале юноша, который свидетельствовал за меня; я ссылался и на вас, дорогая сестра. Прислали меня сюда и я только благодарен им, виноватым, что вас могу видеть и благословить.
Рассказ ксендза заставил женщину замолчать.
– Всё это как сон перед очами моими, – начала говорить Носкова, – какая же это удача для меня!
Старичок со страхом обвёл глазами богатую квартиру, а потом его взгляд упал на собственную невзрачную одежду.
– Я вижу, Бог вас в земных дарах благословил, – промолвил он медленно, –