Пока они шли по дороге, им на встречу подходила бабка, шаркая как узник. Петя хотел обойти ее, но по каким-то причинам не мог: он понимал, что не просто так надвигается на него и что ей что-то от него нужно, и не мог избежать ее, притом что она его пугала своим видом.
В деревне эту злосчастную старушку считают за юродивую, избегают ее. Никто не знает, как она живет и чем занимается. Известно лишь, что она живет на задворках деревни, рядом с гумном, живет одна и некому ей помочь: за хозяйством никто не следит, а дом ее, кажется, вот-вот развалится со дня на день. С людьми не общается и не замечает их, не обращает внимания на их недовольства.
Никто не знает, что случилось с ее родней, поэтому в таких случаях народ сам выдумывает предыстории, сплетничая между собой. Кто-то поговаривает, что муж ее, вернувшись с войны, на которой потерял сына, не смог оправиться после потери, затем спился и умер. А жена его задушила его свою дочь, чтобы ту не отдавать замуж за сына купца, прямо перед свадьбой. Или есть и такой слух, что она ее прячет у себя в погребе и что так ее продержит всю жизнь. И если пройти мимо ее дома, то можно услышать стоны, исходящие из погреба.
Кстати, никто даже не знал имени бабки, хотя им этого не надо было.
Но что точно слухами не назовешь, это то, что она ночью ходит по всей деревне, и ее даже видели. А зачем она ходит – непонятно. Также ночью бывало она заходит через калитку к кому-нибудь и сидит у дома как в беспамятстве. Днем ее редко увидишь.
Только сейчас почему-то она попалась на пути Пети, которому и до этого довелось видеть ее, но он не знал всех этих сказок про нее.
Когда она к нему подошла, ему было неприятно и брезгливо находиться с ней, хотя он старался этого не показывать, и все еще надеялся, что она пройдет дальше.
Жуча тоже испугалась, отчего поджала хвост и спряталась за Петей.
Старушка была вся в изодранной, поношенной одежде, цвет которой когда-то проступал, но теперь лишь местами вычерчивались как гнилые ямы. Седые волосы, поредевшие, собраны в пучок, который сваливался на одну сторону. Они были как соломинки, что легко ломались. Спина образовывала большой горб. Кожа белесая как у мертвеца, и лицо в многочисленных складках, за которыми еле виднеются глаза, посаженные, стеклянные, которые все время пытаются увидеть брови, которых почти не осталось. Губы у нее большие, так что, когда она говорила, казалось, что она ими хлопает, издавая мерзкий звук причмокивания. Пальцы на руках всегда не до конца сжаты, как будто стремятся за что-то ухватиться. В целом ее вид представлял изнеможение, жалость, разложение, что сопровождалось с окутываемой ее смрадом увядшей жизни.
Сразу она не заговорила с ним, только после того, как ей удалось опустить свои глаза на него, даже казалось, что они ей сопротивлялись, она сказала:
– Не иди.
Петя не понял, о чем она говорит, он даже думал переспросить ее, но он решил промолчать, так как не хотелось заводить с ней разговор. Он надеялся, что она сейчас уйдет, если с ней не заговорить. Но она стояла,