Уля стиснула зубы, заставляя себя идти и не останавливаться, пока руки не нащупали впереди гладкую дверь. Она было занесла кулак, чтобы постучать, но сама себя одернула. До приличий ли теперь? И просто потянула круглую ручку. Дверь бесшумно распахнулась, в пыльный мрак коридора хлынул поток яркого света.
Ульяна перешагнула порог, прикрывая глаза, которые тут же начали слезиться. Запах лекарств стал невыносимым. Оказалось, что в мире есть что-то еще, кроме полыни и аромата мужского парфюма, выворачивающее наизнанку ее нутро. Пока глаза привыкали, Уля старалась дышать через рот, чтобы не впускать в себя запах, а с ним и воспоминания.
Понемногу она сумела оглядеться. Небольшая комната безжалостно сияла белым. Кафельный пол и стены, большое откидное кресло, похожее на те, что стоят в зубных кабинетах, пара стульчиков поменьше да небольшой столик, накрытый белой простыней, – на все это были направлены четыре лампы, подвешенные под потолком, которые и обрушивали вниз поток нестерпимого холодного сияния.
Именно так представляла себе Уля палату сумасшедшего доктора, готовящегося сделать лоботомию очередному несчастному, потерявшему рассудок. Когда-то она даже смотрела об этом фильм, и тот морозил ее приятным, надуманным страхом. Но теперь, оказавшись в паре шагов от кресла с широкими ремнями, будто предназначенными для усмирения буйнопомешанных, страх в ней стал совсем иным. Он медленно наполнил тело, превращая его в мягкое желе, которое не поддерживала ни единая косточка.
Надо было бежать. Прямо сейчас, не мешкая, развернуться, пронестись по короткому коридору, оттолкнуть с пути Анатолия, замершего под дурацкой вывеской, и не останавливаться, пока рядом не окажется утренняя московская толпа. Уля слабо дернулась, но ноги ее не слушались.
Кто-то сыграл с ней злую шутку. Кто-то высмотрел в толпе, как она провожала тоскливым взглядом кричащего не своим голосом парня, которого волокли санитары. Кто-то провел социальный эксперимент, задурив и без того больную голову россказнями о смерти и желаниях. А она повелась, как дура. Как безумная бабка. Как настоящая сумасшедшая, потерявшая последние крохи рассудка. Все так и было. Безо всяких «как».
Уле стало смешно. Смех почти вырвался из скорченного в ужасе рта, когда у самой стены кто-то пошевелился. Прислонившись к кафелю спиной, там стоял Рэм. Яркий свет резкими мазками рисовал складку у тонких губ, мешки под глазами, острую морщинку между бровей. Так парень казался старше и грубее. Всей своей напряженной фигурой он старался вжаться в белую стену, держась подальше от кресла, которое отделяло его от замершей у порога Ули.
Если секунду назад ей казалось, что Рэм – один из обманувших ее санитаров, что он в любой момент может войти в дверь, облаченный