Ульяна схватилась за липкую ручку двери, когда ее догнала тошнота. Обрушилась, стремительно поднимаясь из потяжелевшего желудка. Уля прижала ладонь ко рту, пробуя удержаться, но чья-то воля сжала внутренности, изогнула спину, пробираясь все глубже. Ульяна почувствовала, как желчь во рту мешается с пряной травяной свежестью. Свитер промок от холодного пота, боль нарастала, ноги обмякли.
– Просто дай словам прозвучать, – прошептал ей в самое ухо оказавшийся рядом Гус.
Он подхватил Улю за локоть и повел к столику.
– Говори.
И Ульяна сдалась. Навалилась всем телом на заляпанный пластик, зажмурилась и произнесла:
– Я устала. – Тошнота тут же отпустила, боль отхлынула. – Я замерзла, мне нечего есть, у меня нет денег. – Ее прорвало, она принялась несвязно бормотать обо всем, что болело на сердце, не заботясь, разберет ли старик. – Я всех потеряла, мне даже некому позвонить… Это слишком сложно. Я просто не могу так дальше.
Слезы текли по щекам, Уля смахивала их ладонью.
– Мне постоянно страшно. А самое паршивое, что я боюсь саму себя. И от этого не убежать, не спрятаться. Я, наверное, схожу с ума. Я… – Она сбилась, но горло тут же скрутило болезненной судорогой. – Я вижу чужую смерть…
Повисла тишина, только за прилавком тихо звенела стаканами продавщица. Уля нерешительно подняла глаза и увидела, как бесстрастно слушает ее Гус, подперев заросшую щеку кулаком.
– И ты хочешь, чтобы это все закончилось? – Он говорил ровно и спокойно, будто услышал исповедь очередной малолетней наркоманки.
– Да.
– Хочешь прыгнуть с моста или еще чего, так? А дальше что?
Уля судорожно сглотнула. Сидевший напротив больше не казался ей грязным оборванцем. В том, как он держал плечи, как двигался, глядя на нее, а главное, как говорил, – властно и ровно – сквозила неожиданная сила.
– Ничего. – Она пожала плечами.
– Уверена? – В заплывших пропитых глазах тускло блеснула сталь. – А если там геенна огненная? Или котел с чертями? Или, может быть, новый круг, как думаешь? Обратишься камнем. – Гус чуть наклонил голову и вдруг подмигнул ей. – Серым камнем на чужой могиле. Это будет лучше, чем сейчас?
Уля помолчала.
– Я знаю, что самоубийство – грех… – начала она, но старик разразился хохотом.
Он смеялся, подрагивая бородой, взвизгивал и подпрыгивал на месте. Даже рыбоподобная продавщица при виде такого веселья отставила в сторону бокал и нерешительно улыбнулась.
– Грех, девочка, – всего лишь способ развлечься. А убить себя самому – это глупость, слабость и дурная идея, как провести вечер. – Он наклонился в проход и постучал пальцем по краю бокала, женщина за стойкой чуть подпрыгнула и ринулась к холодильнику.
Уля с трудом оторвала взгляд от толстой полоски грязи под длинным желтоватым ногтем. Гус шутливо погрозил им, а продавщица тем временем