И тогда Уля поняла, что увиденный за секунду до своего появления грузовик не был странной реакцией сознания на стресс. А значит, в добрых глазах пухленькой тети Тани, да и в смешливых глазках Вилки тоже может вдруг качнуться мир, пахнущий травяной горечью, и появится знание того, с чем Уля не сумеет сжиться.
Длинный гудок оглушительно раздался в трубке, которую Ульяна прижимала к щеке. Она тут же представила, как недовольно вибрирует маленькая розовая раскладушка в маминой сумке. Как изящная женская рука долго копается в пахнущих духами тканевых закутках, а потом находит гладкий пластик и вытаскивает его наружу.
Как между тонкими мамиными бровями в секунду появляется складка, а взгляд холодеет.
– Да. – Знакомый чуть хрипловатый голос заставил Улю подавиться заготовленными словами.
– Мам… привет, – просипела она, стискивая трубку во влажной ладони.
– Что ты хотела?
– Ничего. Просто услышать тебя. – Тишина, чуть разбавленная телефонными шумами, заполнила линию. – Как дела?
– Я не могу сейчас разговаривать, Ульяна. Если ты звонишь просто так, то мне пора.
Три коротких гудка закончили бессмысленную попытку облегчить душу. Уля посидела еще немного на грязном полу подъезда, всхлипывая и жмурясь. Мимо прошел незнакомый мужик, от него пахло грязными носками и прокисшим пивом.
– Наркоманы чертовы! – ругнулся он, поднимаясь по лестнице.
Ульяна дождалась, пока хлопнет дверь, и встала. Голова противно шумела, в носу свербело. Желудок постанывал от голода. Нужно было выйти на улицу, добрести до подвального магазинчика и купить чего-нибудь съестного.
Но Уля добралась до своего этажа, покопалась ключом в замке и шагнула через порог. В это время суток общий коридор обычно тонул в сонной темноте. Только дверь в кухню могла скрывать за собой признаки капустной жизни Натальи. Семейство же блондинистой Оксаны запиралось у себя – накормленное, отмытое, готовое к вечерним скандалам.
Но свет в прихожей сиял, по коридорчику сновали и топали, о чем-то нервно переговариваясь. Уля огляделась. Тяжелый шкаф, обычно прислоненный к стенке и забитый пыльным барахлом, оказался выдвинутым на середину. Толстые руки Оксаны в спешке вытаскивали из него тюки одеял, заношенных свитеров и коробок с обувью.
– Вселяется тут какой-то, – прошипела она, поглядывая на Улю через плечо. – Хозяин расшумелся, что я дверь приперла шкафом. А куда мне вещи девать? – И снова принялась копаться в пыльных залежах, сыпля отборной руганью, не замечая, что у ног ее возится Данила.
Ничего не ответив, Уля проскользнула в свою комнату. Там было тихо и темно. Ей хотелось