На Рождество ходили в церковь в Кобыльнике. Православного народа там было много. Половина православных, половина католиков. Судя по размерам кладбищ. Протиснуться в храм было трудно, а если зайдешь, то уж не выйдешь. Дети пробрались первыми, устроились у подоконника, где красовался вертеп, принялись играть фигурками из папье-маше. Хор девочек у алтаря исполнял слегка милитаризированное:
Христос, правитель христиан,
всех континентов и всех стран.
Уже две тыщи лет ведет
он свой искупленный народ!
– У меня было такое лет до шести, – сказал позже Костя, слушая наш разговор. – Тоже женщина в белом. Потом все прошло. Не волнуйтесь.
– Молитесь в этой комнате чаще, – подытожила Рогнеда. – Брызгайте святой водой. Конечно, я могу узнать, кто жил в этой квартире до вас, но вряд ли вам это нужно. Лишняя информация направляет нас по ложному следу.
6. Матюшонок
Первая зима прошла нормально. Единственное заметное событие – ссора с нашим соседом Матюшонком. Зима оказалась снежной. В тот вечер Илана в очередной раз застряла во дворе на машине. Позвонила домой, попросила помочь. «Бусик» наш довольно тяжелый, движок же всего полтора литра. Нужно было либо звать народ, либо брать авто на буксир. Я выбежал на улицу в халате, помог жене отвести детей к подъезду. Гриня все что-то расчищал, дубасил по корпусу автомобиля еловой веткой.
– Гриша, мне выбили в детстве зуб такой вот штукой. – Я отобрал у ребенка палку. – Мой первый коренной зуб! – и молча указал на подъезд.
Поднялся, надел брюки и свитер, пока семейство пило из термоса чай и укладывалось в постель. Вышел на улицу, сел за руль и немного погазовал взад-вперед. Когда понял, что сел окончательно, начал сигналить, чтобы привлечь внимание местных жителей.
– Машину можете толкнуть? – докричался я до двух мужчин, вышедших из Наташиного дома: Наташа Волынец продавала нам коровье молоко из родительской деревни.
Парни что-то бормотали, топтались на месте.
– А чего ты тут в такую погоду?
– Толкните. Это нетрудно.
Они принялись старательно мне помогать – толкали, пинали, но были слишком пьяны.
Я вылез из Ланиного «Опеля» и увидел Матюшонка, чокнутого старика, вечно сидящего на лавочке у подъезда. У этого соседа была кладовка в подвале, и он проводил в ней часы досуга. Матюшонок важно позвякивал ключами, когда собирался спуститься вниз, подмигивал прохожим. Он подкармливал там рыжего кота, возился с удочками, выкатывал старые коляски, сломанные велосипеды. Хранил под землей самогон и брагу. Пытался продать мне раков и копченого угря. Он заведовал подземной частью нашего дома.
Увидев его, я воспрял.
– Можно лопату, Андрей Сергеевич? – закричал я. Мне было очень холодно.
Он сначала долго смотрел на меня, потом забормотал:
– Не дам… Мне она самому… Москалям не даю… Оккупантам…
Я попробовал еще раз:
– Простите, если что не так! Лопату-то одолжите, а?
Но он