Французская литературная классика на отечественном экране и русская на французском. Материалы научной конференции 9–10 декабря 2012 г.. Сборник статей

и вопросу греха, называется помыслом. Затем Мишель пытается воплотить свою идею в жизнь (это происходит на скачках – узаконенном месте игр). Это – вторая стадия, называемая прилогом. А затем наш герой связывается с «князем карманников» и его бандой, осваивает «ремесло» и практикует его в банде («Я стал храбрым до безрассудства. Мы с подельниками друг друга прекрасно понимали»). Это уже навык, это привязанность, страсть ко греху. Эта та стадия духовного падения, когда грех всецело овладевает человеком. Ни умирающая мать, ни увещевания Жанны, ни страх перед правосудием, представленным мудрым и проницательным следователем, ни предложения работы Жаком – ничто не может остановить Мишеля. Законы духовные запущены, они неумолимы – человек собственными силами не в силах справиться со своим грехом и его последствиями, не может освободиться. (В сказках этот закон иллюстрируется через приём фантастического – или колдовство, или пакт о продаже души, – и до этого добрый герой превращается в свою противоположность, и освобождение может прийти таким же мистическим способом, а отнюдь через убеждения.) И освобождение приходит с любовью, которая есть суть, смысл и цель жизни. А это мотив христианский. Таким образом, тема фильма – «беда честного юноши».

      В «Карманнике» Брессон применяет свой любимый приём – внутренний монолог героя, пишущего дневник. Если в последующих экранизациях «Кроткой» и «Белых ночей» это совпадает с формой произведений Достоевского, то в «Карманнике» – это кинематографическая генеалогия Брессона. (Вспомним снятые ранее «Дневник сельского священника» и «Приговорённый к смерти бежал».) В цитированном фильме «Неизвестный Брессон» режиссёр объясняет свою привязанность к этому приёму: «В руке, берущей перо и начинающей что-то писать, есть что-то интимное»[39] (визуальный дневник), «Именно слово заставляет нас мыслить, а не мысль заставляет нас говорить»[40] (вот почему в фильмах Брессона часто закадровый голос как внутренний монолог, дублирующий изображение (либо дневника, либо событий, которые и рассказаны, и показаны). Рассказ Мишеля – это не только повествование, это и исповедь. Это духовный взгляд на происшедшее. И аскетический кинематографический стиль Брессона, из которого он «выглаживает» всё эмоциональное, душевное, заставляя сконцентрироваться на духовном. И поведение его моделей, которых он заставляет существовать в кадре, а не играть, накапливать всё важное, всё напряжение внешнего, а затем вобрать это в себя, чтобы это «проросло» затем в пространстве фильма – создаёт этот духовный взгляд.

      Через три года после «Карманника» Брессон снимет «Процесс Жанны д'Арк», о котором скажет так: «Естественно, ни выдумывать, ни объяснять не было необходимости. Жанна – шифр загадочной операции. Она доказывает, что существует мир, закрытый для нас, но открывающийся ей посредством наивной алхимии её чувств. Среди бела дня она создаёт глубокую ночь, когда обычно и совершаются наши действия»[41].