Юноша стремительно бледнеет, – нет,…я только сказал, что в зале никого нет, я совсем…
– Нет, вы всё – таки принимаете меня за идиота! Этот…бомж схватил меня за ногу, вот синяк остался на лодыжке! – я задираю штанину, и показываю ему девственно чистую лодыжку, – и на шее кровоподтёк! Смотри! – я судорожно расстёгиваю хрустящий воротничок, обнажая часть шеи таким образом, чтобы выгодно оттенить тренированные мышцы, – видишь?
Вася молчит.
– Знаете, что, юноша? Я вас понимаю, выпили на работе (я весело смотрю на Люду, ожидая увидеть улыбку на её устах, но она напряжённо смотрит куда – то вниз, и на её лице нет ни тени улыбки), пропустили сюда бомжа, а теперь не хотите признаться…И в душевой у вас беспорядок, зеркала заплёваны, на полу грязная туалетная бумага…Идите – ка вы…в душ! Приберитесь там, если не хотите, чтобы я позвонил Аркаше (для вас – Аркадию Петровичу!), и сообщил о вашей некомпетентности!
Вася послушно разворачивается, и уходит в сторону душевой. Плечи его опущены, голова уныло смотрит вниз. Я победно смотрю на Людочку, и вижу гримасу отвращения, промелькнувшую на её прелестном личике. Я зажмуриваю глаза, открываю их, да нет, мне показалось – она всё также приветлива и весела. Я грустно выдохнул – игривое настроение куда – то улетучилось, долбаный Вассуя! Сухо попрощавшись с Людмилой, я вышел из зала на улицу. Первая Лесная привычно обрушила на меня звуковую лавину: заполошные гудки машин, визг тормозов, шипение шин…Я постоял у выхода из зала пару минут – надо было восстановить дыхание, и душевное спокойствие. Успокоившись, я сделал шаг к моей служебной машине, подождал до тех пор, пока мой бессменный шофёр не оббежит машину, и не откроет мне дверь, и затем (с наслаждением!) погрузился вглубь приятно пахнущего освежителем салона. Ну, Вассуя! Не работать тебе больше в этом клубе! Я нажал на кнопку встроенного телефона, практически сразу раздался щелчок, и приветливый голос секретарши произнёс, – доброе утро, Борис Петрович!
– Леночка, свяжи меня с Аркадием. С тем, который тренажёркой владеет.
– Одну секундочку.
В трубке раздался надсадный кашель, и кто – то охрипший, с трудом ворочая языком, произнёс, – алё?
– Узнаю бодрый глас самого спортивного жителя Москвы!
– Чё? Борька, ты что – ли? Козёл старый! Чё хотел?
– Не хотел, а хочу! Наведи порядок у себя в клубе, а то набрал каких – то идиотов с улицы, хамят, за порядком не следят…Заехал к тебе с утра, побегать…Никакого удовольствия – в зале бомжи, зеркала заплёваны, на полу – обосранная туалетная бумага…
– Какой ты нежный! Не ты ли, в восемьдесят третьем годе задницу подорожником вытирал, когда мы с тобой на подготовительные курсы ходили, а? Заплёванные зеркала его