Блау также считал, что общий смысл эмерджентности состоит в том, чтобы описывать социальные системы как целое, а не как сумму составляющих элементов. Но эмерджентные свойства, по его мнению, должны быть определены как интерактивный эффект социального взаимодействия, а не культурные артефакты, «тотальная воля» или «душа» народа. Блау выделил четыре фактора, обеспечивающие эффект эмерджентности: свойства составных элементов общественной системы, их внутренние взаимоотношения (включая социальные интеракции и коммуникации), гетерогенные свойства системы (стратификация, разделение труда, гендер и т. п.) и структурные свойства «высшего порядка», то есть обобщенные характеристики инфраструктуры общества. Социальный обмен, возникающий под влиянием всех этих факторов, уже не может рассматриваться как элементарное взаимодействие неких индивидов, стремящихся извлечь выгоду. Благодаря эффекту эмерджентности результатом социального обмена становится нечто большее – некий субстрат, определяющий системную целостность всех существующих в данном обществе моделей социального действия, социальных институтов и структур. Блау считал, что непосредственным выражением этого субстрата социального обмена являются поведенческие нормы и этические ценности. «Общие ценности могут быть восприняты как опосредующие звенья в социальных сделках, расширяющие границы социального взаимодействия и структуры социальных отношений в социальном пространстве и времени, – писал он. – Консенсус в вопросе о социальных ценностях служит основой для выведения социальных взаимодействий за рамки прямых социальных контактов и для установления социальных структур на период более долговечный, чем протяженность человеческой жизни»[141].
Итак, если в теории Хоманса социальный обмен представлялся как процесс, тесно связанный с индивидуальными мотивами и действиями, то концепция Блау показывала опосредующую роль коллективных норм и ценностей, а главное – их эмерджентную природу. Тем самым преодолевался разрыв между локальными культурами и «большими» поликультурными нациями – любое из таких сообществ рассматривалось в качестве сложного «агрегата», чье функционирование, интеграция и дифференциация определяются эмерджентным социальным взаимодействием[142]. С этой точки зрения лишалась смысла навязчивая дилемма ассимиляции и аккультурации – все подобные процессы могли быть поняты как частные случаи интерактивной социальной