Следующий параграф имеет программное значение. Вместо уяснения «горизонта» «вопроса о бытии» Хайдеггер говорит о «задаче, настоятельность которой едва ли меньше»: необходимое для уяснения вопроса «что есть человек?» «выявление» «априори». Одним движением мысли, которое он будет непрестанно повторять, Хайдеггер отсылает к задаче, представленной им как более изначальная, чем антропология. Используя частично заимствованную у Канта терминологию, он характеризует эту программу как «экзистенциальную аналитику», предваряющую любую антропологию, психологию или биологию. Но что означает это предварение? Что это за априори? Идет ли речь о трансцендентальном? Позволяет ли экзистенциальная аналитика выделить априорные трансцендентальные детерминации экзистенции, подобно тому как Кантова трансцендентальная аналитика попыталась сделать это в отношении способности рассудка и его способности к осмыслению и упорядочению опыта[18]?
Хайдеггер так и не даст ясного ответа на эти вопросы, которые в любом случае не удостаиваются какого-либо его разъяснения, поскольку он их сразу отвергает как не заслуживающие такового, раз надлежащая тематизация экзистенции предполагает, по его мнению, отвод всякого вопрошания на тему «что?».
Кант сумел выделить априорные детерминации опыта, проявляющиеся в нашем рассудке в форме категорий. Хайдеггер одновременно имитирует ход рассуждения Канта и производит его деструкцию в принципе. Предварительное, или априорное, впредь полагается как нечто неосмысленное или даже немыслимое, будучи вне ведения нашего рассудка. Действительно, в заключении § 31 «Бытия и времени», где во второй раз встречается термин «экзистенциалы» (Existenzialien), первая из детерминаций Dasein, или первый из «экзистенциалов», не принадлежит к порядку мышления. Речь идет об «аффективной расположенности» (Bef ndlichkeit). Что же касается рассудка (Verstand), в «Бытии и времени» (§ 31) Хайдеггер заменяет его на «понимание» (Verstehen), представляемое как вторичный по отношению к аффективной расположенности «экзистенциал».
В более общем плане нужно заметить, что в «Бытии и времени» Хайдеггер прибегнул к довольно-таки туманной форме изложения, позволившей ему ссылаться одинаково и на Кантову аналитику, транспонируемую с рассудка на Dasein, и на герменевтику Шлейермахера в редакции Дильтея, и – гораздо более отстраненно – на Гуссерлево феноменологическое описание. В конечном счете Хайдеггер сбросит эти методологические одежки ради более соответствующего программному характеру его произведения стиля, когда в § 74 подойдет к вопросу о «фундаментальном конституировании историчности». И тогда он призовет продолжить «борьбу» – это слово, как мы видели, фигурировало уже в заголовке «Кассельских лекций» (1925). Нужно ли