Как серп была крестьянский,
как просто буква «С»,
как просто месяц ясный
из гоголевских пьес.
Из гоголевских книжек,
Диканьки вечеров,
на волю черти вышли
и разбрелись хитро.
По православным душам,
по вдовьим адресам,
По тем, кто на старушек
поднял сталь топора.
Поэт, мыслитель, лирик,
задумайся трезво,
ведь ты почти что в тире,
когда берёшь перо,
ты расставляешь сети
для одиноких душ,
а ведь читают дети,
и взрослые к тому ж.
Для первых это сказка,
а для вторых облом.
Сначала чаты, аська,
Каренина потом.
А РЖД в ответе
за график. Как никак
из детства поезд едет.
На крыше – Шапокляк.
«Написать хотя бы строчку…»
Написать хотя бы строчку,
чтобы не соврать.
Душу в душной одиночке
чаще навещать.
Встать и отряхнуть колени,
как не раз вставал,
как учил Ульянов-Ленин:
телеграф – вокзал.
Чтоб в дыму все полустанки,
мимо паровоз.
Чтобы правда не останки —
но всегда всерьёз.
Напиваться только с теми,
кто не навредит,
кто не будет втирать в темя
русский алфавит.
Размечтаться разудало,
растворить окно,
только так, чтобы светало,
а не чтоб темно.
Чтобы птицей небо пело,
а не кар да кар,
чтобы, может, долетел он —
аферист Икар.
«…что вспомнить, что забыть…»
…что вспомнить, что забыть,
так одинаково непросто,
молчать про имя иль твердить
его, но те же звёзды
в асфальте мокром под ногами,
вода течет – мини-цунами,
и мини-жертвы – души в ней,
отплёвываясь круговертью дней,
гребут на маяки, о скалы
свои уж души в кровь саднят…
когда б тогда ты мне сказала…
когда б услышал я тебя…
О причинах
Уж скоро ледолом и ледоход.
Куда-то к морю, где растают глыбы,
март и апрель, сменяясь, сплавят лёд,
чтоб кислорода в реках – каждой рыбе.
Под это дело рыбы мельтешат
и тычутся безмолвными губами,
туда, где скоро будет подышать,
и лед целуют, как бы на прощанье.
Своею чистотой предатель-лёд
даст фору и дождю, и водам талым.
Весной к нам недо-бабочка вползёт,
сама собой вошедшая в анналы.
«оттого что весна не красна…»
оттого что весна не красна
оттого что по снежной каше
оттого что есть ночь но нет сна
оттого что не все