Грустно и уныло,
Смотрим сквозь табачный дым
На очаг постылый?
Оттого что мы нашли
За плитой заначку.
Древний высохший шашлык
И керенок пачку.
Лучше б этим шашлыком
Шнырь закушал стопку,
А бумажки прямиком
Я б отправил в топку.
Кот валюту сдал в музей.
Получил полтинник.
Я пол-литру для друзей
Выставил в гостиной.
Сели ждать – а гость нейдет.
Снежный ветер дует.
Серый набережный лед
Под окном скирдует.
Дом стоит, как неживой.
Вмерз в гнилую землю.
Красной раной ножевой
В глаз сочится Кремль.
Холодно, и полумрак
В закопченных рамах.
Кот молчит, что твой Ламарк.
Зазвонили в храмах.
Я решил: гори огнем,
Пропадает вечер.
Говорю коту: «Хлебнем,
Младший брат по речи».
Приняли мы по одной,
Закусив грибами.
Вдруг в окне какой-то вой,
В щель несет гробами.
Я к стеклу – за ним стоит
Редкостная харя.
Глаз прищурен. Лыс. Небрит.
На лицо – татарин.
Клин-бородка, бледный вид,
Пиджачок, как крылья.
«Кинотеатр, – говорит, —
Сволочи, закрыли».
Кот недобро зашипел,
Клык из сельди вынул.
Страшный заоконный чел
Нам телегу двинул.
«Скорбно, голодно сейчас
Спать в гробу в подвале.
Раньше хоть в полгода раз
Девок подавали.
Комсомолки! Первый класс!
Сочные, как шницель.
Пьешь из шейки алый квас,
Летний Цюрих снится.
А теперь в Кремле буржуй.
Деньги жмет, паскуда.
Хоть доску от гроба жуй,
Так с питаньем скудно».
Как прожить в такой беде?
Люди подсказали.
Пристрастился он к еде
В теплом кинозале.
Он в «Ударнике» впотьмах
Подбирался к пьяным
И кусал их нежно в пах.
Запах бил тимьяном.
«Слушай, гребаный кошмар, —
Говорю спокойно. —
Разве мало нищих, шмар,
Стариков на койках?
Полстолицы алкашей
По ночам киряют».
«Я боюсь клопов и вшей», —
Харя отвечает.
Долго препирались с ним.
Наконец, я понял.
За бутылку объяснил,
Где найти подполье:
«Возле Пушки, на задах,
В переулке книжный.
Там ты гений и звезда.
Станешь толст, как Жижек.
Там в почете красный кич,
Бабы и марксисты.
Нацедят за каждый спич
Бочку крови чистой».
Полетел упырь на пир.
Обернулся быстро.
На окне оставил