это всё не кончится, но никто не думал, что всё произойдет так быстро. Наступил декабрь месяц 19** года, главный коммунист объявил по центральному телевидению о своём отречении от власти. Народ сохранял непоколебимое спокойствие и продолжал, как ни в чём ни бывало, праздновать Новый год. Первого января я и мои родители, по традиции, были приглашены к тёте. Мы, как самые близкие родственники, имели честь доедать кушанья, оставшиеся после новогодней ночи. Я вошёл в тётину квартиру со смущением школьника перед любительским спектаклем. К этому времени я уже получил университетский диплом, и, по словам тёти, убегал от действительности, утешая себя планами написания диссертации по психолингвистике. С развалом страны эти планы становились нереальными и, по мнению тёти, даже вредными, жалкой оговоркой для ничегонеделания. Тётя содержала нашу семью. Квартира моих родителей была фактически заложена у неё за деньги, которые она давала моей матери в долг. В первый день того Нового года тётя находилась в возбужденном состоянии и отчасти даже в смятении: с одной стороны, она испытывала безграничное презрение к моим родителям, впавшим в нищету, с другой стороны, она боялась, что они могут всё же не согласиться с зародившемся у неё планом спровадить меня заграницу. Добиться моего согласия, как она и рассчитывала, не представило особого труда. В конце новогоднего застолья тётя сказала, что у меня никогда не хватит духа применить свои лингвистические знания на деле и уехать заграницу. Я пообещал ей доказать обратное, и тётя тут же вызвалась взять на себя все расходы, связанные с моим неотложным отъездом. Мама несколько раз дёрнула меня за рукав. Отец сидел с понуро опущенной головой перед пластиковой бутылкой лимонада. Через пару месяцев пассивное сопротивление родителей было сломлено. Помню яркий солнечный день, людный вокзал с вымытым каменным полом и медленно высыхающими черно-белыми ромбами, легкую тошноту от прикосновений к перилам, подоконникам и скамейкам. После долгого ожидания наступил момент расставания, горестно-беспокойные лица моих родителей перекосились, мама зарыдала. Мы крепко обнялись. Когда автобус тронулся с места, отец держал маму под руку. Оба синхронно махали мне рукой на прощание.
Я закашлялся. Адвокат поднялся со стула, заученным жестом подтянул штаны и принялся вслух считывать информацию с панели прибора:
– Недостаточно запахов, красок и ритмических заклинаний для постановки диагноза. Ответьте, пожалуйста, на дополнительные вопросы: что вам напоминает запах свежих шампиньонов? Какой цвет ассоциируется у вас с чрезмерным наслаждением?
Я чувствовал себя слишком измотанным, чтобы отвечать на подобные вопросы. Но адвокат довёл до моего сведения, что устройство, называемое «Великий мастер» не прощает уклонения от ответов, что, в моём случае, любой вздор и сущая нелепица лучше молчания. Мне не сразу удалось пересилить себя и продолжить рассказ. Чтобы хоть как-то
