Операция моей матери.
Этим моментом я датирую «примирение» с ней. Описать его как можно конкретнее. Частые посещения клиники. Страх во время операции. Ее смягчившееся удивление при виде моей заботливости. Мое собственное удивление. Конец войны. Отношение, превратившееся в «учебу», и т. д., и т. п.[77]
В период сдачи выпускных экзаменов у Жаки очень смутное представление о том, чем он хотел бы заниматься дальше. С 14 или 15 лет он считает, что должен писать, лучше всего заниматься литературным творчеством. Но поскольку он ни на мгновение не помышляет, будто этим можно заработать на жизнь, долгое время «единственным возможным, если не желанным, занятием»[78] ему кажется профессия преподавателя литературы. После знакомства с философией этот проект несколько меняется:
В выпускном классе я начал по-настоящему читать философию, и, поскольку в это время я узнал, что, не обучившись греческому в лицее, я не смогу участвовать в конкурсе на место преподавателя литературы, я сказал самому себе: почему бы не соединить одно с другим и не стать преподавателем философии? В то время главными образцами для подражания, такими как Сартр, были люди, занимавшиеся одновременно литературой и философией. Таким образом, мало-помалу, не отказываясь от литературного письма, я начал думать, что в профессиональном плане лучшим вариантом является философия[79].
В одном впечатляющем интервью 1989 года под названием «Этот странный институт, называющийся литературой» Деррида еще лучше объяснит свои тогдашние колебания:
Я, бесспорно, колебался между философией и литературой, не отказываясь ни от того, ни от другого, ища, наверное, впотьмах место, отправляясь от которого историю этой границы между ними можно было бы продумать или даже сместить – в самом письме, а не только в исторической или теоретической рефлексии. А поскольку и сегодня меня интересует то, что, строго говоря, нельзя назвать ни литературой, ни философией, мне кажется забавным думать, что мое юношеское, так сказать, желание подтолкнуло меня к некой форме письма, которая не относилась ни к тому, ни к другому[80].
Эти тесно сплетенные друг с другом искания обретут вполне конкретное воплощение. Через несколько дней после объявления результатов выпускных экзаменов Жаки случайно слышит на «Радио Алжира» передачу по профессиональной ориентации. Преподаватель литературы хвалит в ней «предподготовительные курсы»[81] в Высшую нормальную школу, открытое и многостороннее обучение, которое позволяет не спешить со специализацией: он, в частности, рассказывает, что там в 1932–1933 годах учился Альбер Камю. Деррида, который никогда не слышал о Высшей нормальной школе, уже на