– Ну? – спросил я с любопытством, рассмотрев древнее оружие.
– Ну? – повторил он насмешливо, и потом сказал:
– Если бы вы, друг мой Троубридж, имели столько же благословений на челе, сколько имеется на этом куске металла, вы были бы святым. Этот меч когда-то был подвязан к бедру святого – не важно, кто он был, – в те времена, когда Франция более всего нуждалась в лидере, святом или ком-то еще, кого она могла позвать. В течение многих веков меч отдыхал в древнем соборе в Руане – не как реликт, но как святыня, не менее уважаемая. Я попросил curé[33] позаимствовать его на день или чуть больше – и думал, что его хватит удар, но… – он удовлетворенно ущипнул себя за крошечные усики, – я обладал таким даром убеждения, что вы можете лицезреть перед собой сей меч.
– Но что, Бога ради, вы сможете сделать с его помощью? – воскликнул я.
– Многое, быть может! – отвечал он, поднимая обеими руками оружие, весившее, по крайней мере, фунтов двадцать, и взвешивая его в обеих руках, словно дровосек – свой топор, прежде чем атаковать бревно.
– Nom d’un bouc! – он взглянул на наручные часы и положил меч на свою кровать. – Я забылся. Бегите, друг мой, в спальню мадемуазель Адриенны и предостерегите ее! Предложите запереть окна – ведь мы не можем сказать, что там творится снаружи и что может подняться на стену этой ночью. И скажите этой тупоголовой горничной, что она должна запереть дверь изнутри, и если ее хозяйка поднимется ночью и захочет выйти, она не должна разрешать ей этого. Вы поняли?
– Да, но к чему всё это, – отвечал я, – и зачем?
– Non, non! – завопил он. – Не время для слов, друг мой! Я хочу, чтобы вы действовали так, как я сказал! Прошу вас, поспешите! Уверяю вас, это очень важно!
Я сделал так, как он просил, и испытал намного меньше затруднений по поводу закрытия окон, чем предполагал: Адриенна была уже погружена в глубокий сон, а Роксанна обладала врожденной ненавистью французских крестьян к свежему воздуху.
– Отлично, очень хорошо! – возрадовался де Гранден, когда я присоединился к нему. – Теперь мы будем ожидать второй половины ночи – и тогда, о, возможно, – я покажу вам кое-что такое, что вы будете вспоминать еще пару лет, друг мой Троубридж.
Он вышагивал как зверь в клетке в течение четверти часа, куря одну сигарету за другой, и потом воскликнул: «Пора! Aller au feu![34]», поднял гигантский меч и прислонил его к плечу, словно солдат винтовку.
Мы спустились по коридору к лестнице – и тут он резко повернулся ко мне, едва не пронзив лезвием меча, возвышающимся на два фута над его плечом.
– Еще