Открыл старик свои узенькие алтайские глазки, в воздухе покачался, потом всё-таки на пол спустился.
Сидит. Говорит Гавриле:
– Плохой человек с нами на Алтай поедет. Сын Демида. Убить тебя хочет.
Вздохнул Гаврила:
– Сам я, старинушка, про то знаю. Что ж, Бог милостив! Авось не случится ничего плохого в дороге.
Старик уставился на Гаврилу, не опуская глаз и будто вовсе не моргая. Гавриле стало как-то нехорошо, тяжело, горячо даже и спать захотелось, а только наверху головы как уголь положен и спать не даёт. Стоит столбом Гаврила, двинуться не может. И у старика глаза, как угли, сделались, да всё ярче и ярче. Потом вроде как потухать стали, да и Гаврила отошёл маленько, зашатался.
Старик махнул сухонькой рукой в сторону Гаврилы, сказал:
– Иди, не бойся. Не поедет он.
И отвернулся.
Взаправду: только Гаврила за Акинфием-то отправился, сказать, что, мол, готово всё, можно ехать, как бежит к нему девка-чернавка из хозяйского дома да и повестила, что занемог сильно Акинфий Никитич. Да что же с ним сделалось, только вот видел: здоров был? А вроде как огонь у него в голове разлился: мечется, стонет, совсем плох Акинфий-то Никитич! Не иначе на охоте застудился, по болотам уток стрелял.
Так не ехать, что ли?
Нет, торопит Хозяин, ехать велит немедля.
Ну, дела! Вот тебе и шаман алтайский!
Стало быть, конные подставы теперь ладить не надо. Ну, для порядку всё же пару подстав Гаврила велел соорудить: на последней они бы с братьями втроём собрались и кучей с алтайцем дальше поехали.
Пока до братьев не доправились, всё пытался Гаврила у старика разузнать, что же он в пещере подземной с Хозяином делал, на что шаманил. Никак! Молчит проклятый старикашка, только моргает. И так пытался Гаврила с ним беседу вести: не сделаешь ли, дескать, и мне того же, что вот с Хозяином-то сладили. Опять молчит, моргает. И чем это его Хозяин-то укланял? Так алтайца и спросил. На этот раз старик не смолчал, ответил:
– Демида больно Ер-суб любит. Как ей отказать?
– Так она тебя, что ли, за него сама просила?
– Зачем? Разве и так это не видно: какие дела Демид делать может? Только те, кого Ер-суб любит, Тенгри любит, те так делать могут.
– Да ты-то про его дела откуда знать можешь? Ты в подземелье почитай что год просидел.
Старик только усмехнулся.
– А меня твоя Ер-суб не любит?
– Тебя – нет.
– А тебя?
– Про это спрашивать нельзя, – строго ответил старик. – Одно тебе скажу: я с ней говорить могу.
– И что она тебе сказала?
– Лихие люди за нами едут. Скоро здесь будут.
– Акинфий, что ли?
Старик покачал головой.
– Не он. Но он послал.
– Так. Прятаться нам с тобой надо, старинушка, да коней куда-нибудь уводить. Куда вот только? Лесок-то, как на грех, редкий.
– Не надо