Так о чем же я сейчас хочу написать? Вот он, добротный фолиант, неуместный среди остатков завтрака, лежит на столе, созданный моей магической волей. Мемуары «Как я стал ветром»? Неплохое название для бестселлера, вот только, боюсь, читателей не наберется. Кто из смертных осмелится постичь тайны Смотрителя? Одна вот решилась, и то…
При воспоминании о Рине у меня невольно сжимаются кулаки. Я уже смирился с ее гибелью, но вот с причинами этой гибели смириться не могу. Как нелепо, как глупо! Неуемное женское любопытство. Сейчас, год спустя, нежность воспоминаний все чаще сменяется гневом. Ей недостаточно было чувствовать мою человеческую любовь. Ей хотелось постичь мое стихийное воплощение. И, несмотря на запрет приближаться к белой башне, однажды она не выдержала и пришла посмотреть, как муж ее становится ветром…
Даже моей магической силы не хватило бы на то, чтобы исцелить смертную, сорвавшуюся с такой высоты. Зато я впервые увидел, вернее, ощутил, как радуется нежданной жертве изначальная стихия. Будто бесформенное чудовище, которое сначала нападает, а потом, довольно урча, отползает в сторону и затихает. После этого я стал быстрее распознавать сигналы и гораздо увереннее справляться с непослушными ветрами, значит, жертва и впрямь способствует наращиванию силы.
Я знаю, Бриз не жаловал Рину, и первое, что он сказал, я могу утешать себя тем, что, потеряв любимую, я нарастил силу, ведь все равно Сомния не даровала Рине дар видеть и толковать знамения. А зачем мне жена, которая не может служить проводницей в мир сновидений? Если бы мог, я бы тогда убил его за эти слова. Что мне дело до стихии, до неведомой богини и ее знамений! А сейчас, как бы ни хотелось в этом признаваться, я понимаю, что в чем-то Бриз прав.
С момента, как Рина ступила на остров, Бриз ретировался. Сначала я счел это деликатностью, потом понял, что это – тщательно сдерживаемая, непонятная для меня неприязнь. Но кому интересно мнение стихийного духа?! Как бы я ни подшучивал над ритуалом, стоило мне увидеть свою нареченную, я пропал. Она была такой красивой, такой желанной, такой трогательно покорной.
Ослепленный страстью, я долго закрывал глаза на очевидное. На то, что покорность испарилась ровно в тот миг, когда Рина поняла, что обрела власть над моим сердцем. Ей хотелось не любви, а власти над миром, хотелось стать не просто женой Смотрителя, а самой обернуться в стихию. Объясняла она это тем, что хочет постичь меня не только, как человека. Почувствовать нас как одно целое. Выпытывала. Подсматривала. За что и поплатилась.
Долгое время я списывал свое жуткое состояние на то, что стал невольной причиной смерти Рины. И только спустя долгое время смог признать, что больно было не от этого. А от понимания – она не любила меня. Привыкшая к власти