от неясного чувства тревоги. Встал и вышел во двор на крыльцо. Двор был похож на райский сад в зимний сезон, если в раю меняются времена года. Все было занесено снегом. Лучше всего было бы сесть в тачку и убраться отсюда подобру-поздорову. Женщина хороша, слов нет, но бедовая. Это чувствовалось.
Стремная, как говорили приверженцы арго. Однако выпитый стакан виски делал дорогу домой сомнительным мероприятием. Таким как возвращение Одиссея. Хотя, оставаясь здесь на ночь, он добровольно делал то, к чему Одиссея вынудила Цирцея. То есть он поступал ровно наоборот. Оставался вместо того, чтобы уйти. Положим, зимней дороги он не боялся. Но алчные менты, эта военизированная саранча, эта штука была посильнее зимней дороги. Итак, все было занесено снегом – клумбы, кусты, деревья, альпийская горка. Снег продолжал идти, а порывы ветра превращал это действие в сказочную феерию. Трудно было представить, что в десятке километров отсюда – шум большого города, черная жижа под колесами, бешеный ритм, несущиеся автомобили. Вид зимнего сада вновь подействовал на него гипнотически. Снежная тишина довершила гипнотическое действие сирен, а привязать к мачтам его было некому. Марк вернулся в дом. Камин догорал. Он подложил туда поленьев, подумав, что, если не сможет заснуть, такое с ним часто бывало в чужом доме, то спустится вниз, и будет сидеть у огня, не надо будет среди ночи возиться с дровами. Затем, ступая мягко, что твой Чингачкук, поднялся по скрипучей лестнице, умудрившись не издать ни единого скрипа, нашел свою комнату. Здесь была достаточно широкая кровать, стул, письменный стол, зеркало и шкаф. «Прямо как номер в отеле», – подумалось. Последний раз, в гостинице, возвышающейся над Волхвом в Великом Новгороде была именно такая обстановка в комнате. Славин отдернул шторы на окне и увидел задний двор, еще больше засыпанный снегом. Было очень тихо, казалось, что слышен шорох падающих снежинок. Он обернулся на скрип половицы. На Марии был короткий халатик, являющий взору идеальные ноги.
