Оставалось пройтись по улице. Для прогулки хорошо подошли порванные джинсы и блузка без рукавов с оторванными пуговицами. Клюнул первый же мужчина, который поливал молодое деревцо у забора. Марина поздоровалась, хотя видела его в первый раз.
– Доброе утро.
– Доброе.
Она медленно прошла дальше, делая вид, что погружена в собственные мысли.
– Решили прогуляться.
– Да, погода чудесная, после завтрака захотелось пройтись, – Марина остановилась. – Вы, я вижу, с утра решили делом заняться.
– Надо. Хочу вот семеринку вырастить. Было у меня хорошее дерево, но два года болело. Пришлось выкорчевать. Все эти новомодные сорта мне не очень нравятся. На вид яблоки, конечно, красивые, но вкус никакой.
– Мне тоже семеринка нравится. Лежит долго и пироги с ними хорошие.
– Угостите?
– С удовольствием, с нового урожая.
– А вы ведь невестка Галины Андреевны.
– Верно, а вы ее знали?
– Конечно, и ее мужа, царство ему небесное, Мои родители вместе с ними тут начинали. Их сына, мужа, значит, вашего, Миша, кажется звали, давно не видел.
У Марины сжалось сердце, нерв тщательно спрятанный в самой глубине ее естества снова отозвался болью.
Она кивнула.
– Миша умер.
– Боже, ведь моложе меня был.
– Сердце…
Мужчина помолчал, потом осторожно спросил:
– Что-то, наверное, случилось?
– Ничего особенного, то же, что и с многими, стал ненужным. Просто он воспринял это более болезненно.
– Я где-то читал, что революцию задумывают идеалисты, осуществляют романтики, а ее плоды присваивают мерзавцы.
Марина недоверчиво покачала головой.
– Вы думаете, все это можно назвать революцией, скорее криминально-капеэсэсовский переворот.
– Не совсем с вами согласен.
– Возможно вы правы, – Марина вздохнула, – мы просто забыли, что в нашей стране такие перемены добром не кончаются.
Она замолчала и, забыв, зачем пошла прогуляться машинально двинулась дальше.
– Меня зовут Никита, – остановил ее голос мужчины.
– Марина, – ответила она.
– Теперь вам приходится одной хозяйничать на участке. Тяжело, наверное.
– По-разному. Сегодня ночью такое произошло, до сих пор не могу прийти в себя.
– Что-то серьезное?
Пока они разговаривали, солнце поднялось еще выше, тень от дерева, в молодых ярко-зеленых листьях которого еле слышно шелестел ветерок, покрыла их, заслонив от все более горячих потоков солнечного света. Воробьи, которые в утренней прохладе носились как угорелые, постепенно успокоились и, сидя на ветках, вяло переговаривались. Происшедшее ночью уже не казалось