Это их дело, и не мне в это влазить. Но, среди них есть один Кулибин по фамилии Шрамко, специалист на все руки. Зачем его с собой взяли? Это не вопрос, это мысль вслух. Так вот. Зачем его взяли? Видимо для того, чтобы поддерживать в порядке всю аппаратуру. Я думаю, что для этого. А какая может быть аппаратура, если ваши энигматичные гости рассекали по Байкалу на лодках? Конкретно не могу сказать, а вот абстрактно смогу – переносная. Это значит, что с блоком питания на каждую переносную единицу уфологического снаряжения. И, во всяком разе, я бы сам так сделал, не мешало бы иметь в запасе уже заряженные аккумуляторы. Кроме этого – ремонт. Был этот ремонт, или его не было, но всё должно быть под рукой для возможной починки. К примеру, от паяльника до набора отвёрток. Дальше. Если ваши гости устроили в этом домике свой штаб, то как они обходились двумя розетками? Причём, одна из них занята чайником. Понимаете? Или надо что-то паять во вред процессу зарядки аккумуляторов, или таскать аппаратуру в другой дом. А если дождь? Слишком сложно для людей, привыкших мобильно жить и мобильно передвигаться. Далее. Ваши гости, как вы сами сказали, что-то писали, работали с картами и тому подобная отчетная канитель. А где хоть одна ручка или обломок карандаша? Где какая-нибудь лупа, ластик и прочая канцелярская хрень, которой любой человек может зафиксировать свою мысль? Или наоборот, стереть её? Нет ни-че-го! То есть, вы, пожилой человек, решили, что перед вами семимесячный придурок, которому можно городить всякую чушь? Видимо, вы так и решили. Ну, и ладно. Я пошёл к себе не прощаясь, но, запомните, что от вашего молчания, события могут повернуться таким боком, что через пару дней мы, с вами, завоем. Не на луну, а от желания выжить. Всё. Я пошёл.
– Постойте.
– Не постою. Мне не нравится интонация, с которой вы сказали слово «постойте». Если я задержусь, то снова буду слушать слышанное ранее. Будете готовы рассказать правду – найдёте меня. А если нет, то умирать мы будем с вами не в своих постелях, и не по моей вине.
Не понимаю я молодёжный сленг, и ненавижу его, но на этом сленге я нашёл точное определение своего состояния – меня колбасило. Это была сумма ощущений страха, нервозности, обиды на себя самого за свою уступчивость перед Самсоном, обиды за невозможность выполнить простейшую просьбу того же Самсона, и злость на Штрауха. Но, конечно же, я уже придумал оправдание его поведению, и вошёл в его положение. Вполне возможно, что Сергей Станиславович вёл бы себя со мной иначе, знай он, кто я на самом деле. А что, взять и сказать ему так, мол, и так, я не майор, а простой посол от Самсона, а вся эта канитель с расспросами от того, что я побоялся признаться участковому, кто я есть на самом деле. Выход? Вероятно, но у любой вещи и у любого явления всегда есть две стороны, и второй стороной может оказаться игра Штрауха на стороне тех, кто превращает в рыбаков бывших комитетчиков. Я могу быть уверен, что Штраух говорит правду? Не могу. Тогда и признаваться не буду ему в своих грехах. Что мне тогда остаётся? Постепенно внушать ему ошибочность его первого мнения обо мне, которое базируется на несоответствии
